Марабу слегка повернул голову, свернул по направлению к голосу и неловко приземлился на песчаную косу, намытую возле моста. Теперь стало видно, до чего же он безобразен. Если смотреть сзади, всё было в порядке, он был почти что шести футов ростом и поразительно напоминал лысого пастора. Зато спереди на его тощей шее и круто обрубленной голове не росло ни единого пёрышка, а у подбородка висел кошмарный кожаный мешок — вместилище всего, что он мог украсть своим топорообразным клювом. Ноги его были длинными, тонкими и морщинистыми, но он их передвигал аккуратно и глядел на них с гордостью, приглаживая клювом пепельно–серые перья хвоста, потом глянул через гладкое плечо и стал по стойке «смирно».
Маленький паршивый шакал, тявкавший от голода на пологом откосе, насторожил уши, задрал хвост и поскакал через лужицы, чтобы присоединиться к марабу. В своей касте он был нижайшим. Не то чтобы лучший из шакалов годился на многое, но этот был особенно гадок, полупопрошайка, полубандит, он в вечных поисках еды обшаривал деревенские помойки, то унизительно смирный, то необузданно дикий, исполненный коварства, которое ещё ни разу не помогло ему достичь цели.
— Ух! — сказал он, горестно отряхиваясь, перед тем как сесть. — Чтоб всем деревенским собакам от парши сдохнуть! На мне укусов втрое больше, чем блох, и всё из–за того, что я поглядел — обратите внимание, только поглядел — на старый башмак в коровьем хлеву. Разве я уж так неразборчив?! — Он почесал за ухом.
— Я слышал, — заговорил марабу голосом тупой пилы, продирающейся сквозь толстое бревно, — я слышал, что в этом самом башмаке был новорождённый щенок.
— Одно дело слышать, другое — знать, — сказал шакал, сам знавший множество поговорок. Он насобирал их, подслушивая по вечерам разговоры у деревенских костров.
— Совершенно верно. Поэтому я всё проверил и позаботился об этом щенке, пока собаки были чем-то заняты.
— Они были очень заняты, — вздрогнул шакал. — Итак, некоторое время мне нельзя будет ходить в деревню за отбросами. Так, значит, в башмаке и вправду был слепой щенок?
— Он здесь, — сказал марабу, скосившись через клюв на свой полный мешок. — Существо маленькое, но приемлемое сейчас, когда милосердие мертво в этом мире.
— Ах–ха! Мир стал железным в наши дни, — подвыл шакал. Затем его неустанно рыщущий взгляд уловил чуть заметную рябь на воде, и он быстро продолжил: — У всех у нас тяжкая жизнь, и я не сомневаюсь, что даже наш блистательный повелитель, Гордость Пристани и Предмет Зависти Всей реки…
— Лжец, льстец и шакал из одного яйца вылупились, — сказал марабу, не обращаясь ни к кому конкретно, так как в случае необходимости он сам бывал отменным лжецом.
— Да, Предмет Зависти Всей Реки, — повторил, возвысив голос, шакал. — Даже он, я не сомневаюсь, находит, что, с тех пор как построили мост, хорошей еды стало меньше. Но, сп другой стороны, хотя я никогда не скажу этого ему в лицо, он так мудр и добродетелен, увы! — не то что я…
— Если шакал признает, что он сер, до чего же он должен быть чёрен, — пробормотал марабу, не видя, к чему идёт дело.
— …Что его пища никогда не иссякнет, и следовательно…
Послышалось шуршание, как будто лодку протащили по мелководью. Шакал быстро повернулся и оказался лицом к лицу (всегда лучше оказаться лицом к лицу) с созданием, о котором говорил. Это был двадцатичетырехфутовый крокодил, закованный в нечто, похожее на броню из огромных гнойников, которые вздымались и пересекались рядами, хребтами, вершинами, жёлтые концы его верхних зубов нависали над фигурными вырезами нижней челюсти. Это был тупорылый магер деревни Магер-Гот. До постройки железнодорожного моста — демон речных струй, убийца, людоед и местный фетиш одновременно, он дал деревне своё имя и был старше любого из её жителей. Он утвердил подбородок в мелкой воде, удерживаясь на месте почти незаметными колебаниями хвоста, и шакал знал отлично, что один удар этого же хвоста вынесет магера на берег с силой парового двигателя.
— Благословенно появление Покровителя Бедных! — залебезил шакал, пятясь при каждом, слове. — Моё бесхвостое нахальство и впрямь толкнуло меня на разговоры о тебе. Надеюсь, они не были услышаны.
Разумеется, шакал говорил только для того, чтобы его услышали, ибо он знал, что лесть — лучший способ добывать пропитание, и магер знал, для чего говорил шакал, и шакал знал, что магер знал, так что все остались довольны.
Старое чудовище потолкалось, поотдувалось и полезло на берег, бормоча: .