2
. Тем, кто вошел в духовную Церковь и изумляется от созерцания того, что пришло в бытие, Писание говорит: не думайте, что это последний предел, сокрытый для вас в обетованиях. Ибо все эти вещи есть суета сует в отношении познания Самого Бога. Как лекарства тщетны в отношении конечного исцеления, так напрасны логосы веков и миров после созерцания Святой Троицы.6
. Число, которым Бог счисляет святых, показывает некий определенный духовный порядок, как сказано: «Исчисляет количество звезд; всех их называет именами их»[183]. <...> Если же Давид говорит, что разуму Бога нет числа[184], это не значит, что он недостоин Божией сущности, которая не может быть счислена, потому что природа Его не может быть охвачена числом. Ибо как слово «невидимый» имеет два значения: первое, когда приложено к чему-то, чья природа непостижима, как к Богу, и второе, когда приложено к чему-то, что может быть как-то и видимо, но и незримо, как дно океана, потому что оно скрыто под водой, – так же и «несчислимый» имеет два значения: когда нельзя счислить по природе и когда нельзя счислить по другим причинам.19
. Если «блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное»[185] и в то же время Царство Небесное есть полнота логосов вещей, которые пришли и придут в бытие, то преследуемые блаженны потому, что они постигают знание сотворенных вещей.35
. «Ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно»[186]. Он не столько хочет здесь сказать именно об этом, сколько предписывает не богословствовать безрассудно, ибо невозможно беспрепятственно высказывать о Боге, пребывающем на не бесах и избегающем всякого чувственного определения, то, что относится к чувственно воспринимаемому, и делать из него воспринимаемые суждения. Почему и сказано: «Слова твои да будут немноги»[187], иначе говоря, истинны и взвешены; поскольку, как мне кажется, нечто таковое обозначают следующие слова: «Малое у праведника – лучше богатства многих нечестивых»[188] и «лучше малое получение с правдою»[189]. Ибо для тех, кто этого не бережет, сказано: «Ибо как сновидения бывают при множестве забот, так голос глупого познается при множестве слов»[190]. Говорит он и о голосе глупого, проявляющемся в лживых словах и вводящем душу в заблуждение; и это – «от голоса поносителя и клеветника»[191]. Годится для голоса глупого и следующее: «при многословии не миновать греха»[192].52
. По естеству имена бывают телесные и бестелесные; и те имена, что относятся к телесному естеству, обозначают качество каждой вещи – величину, цвет, внешний вид, а те, что относятся к бестелесному, проявляют свойство всякого мыслимого [предмета], иначе сказать, достохвальность или негодность; но первые имена прилагаются к вещам непосредственно, тогда как вторые – не без посредства; они зависят от предпочтения. То, что относится к предпочтению, – или склонность к благу и возможность быть удостоенным познания, что относится к ангелам, архангелам, престолам и господствам[193], или склонность к пороку и приумножение незнания, что относится к демонам, сатане или неким иным миро-правителям этой тьмы. <...> Однако же да не говорит человек: «По чьей милости я сопряжен с этим телом? Почему я не стал ангелом ? Не выказывает ли Бог лицеприятие?[194] Не появились ли мы на свет со свободной волей?» Ибо подобные слова умножают суету. Как может творение сказать Творцу: «Почему Ты сотворил меня таковым?» И как тварь может требовать ответ у Бога? Но да прекратятся такие речи, а те, что способствуют благу и познанию, да будут произведены. Все, что имеется в этом веке темноты, называется суетой и тьмой, и будет скрыто как забвение то, что относится к этой жизни, после исхода.54
. Если смерть, которой праведник умирает со Христом, есть похвальна, потому что она отделяет душу от зла и неведения, то такая смерть противоположна рождению, которая объединяет душу со злом и неведением. Поэтому такая смерть есть гораздо более достохвальная, чем такое рождение.