Книга Евы

Но самое удивительное наступает, когда мать начинает словами рисовать картины и образы: умирающих стариков (что это значит?), грудных детей, не получающих материнского молока (это она понимает лучше, она слышала детский крик), птиц, переставших откладывать яйца после того, как стая разграбила их гнезда, траву – желтеющую, фрукты – засыхающие, источники – иссякающие.

Все это полно деталей и так живо, что девочка оглядывается – нет, это не здесь, И чувствует себя расколотой пополам: значит, слова можно использовать так странно, с их помощью можно находиться и здесь и там. И раньше и сейчас, и самое примечательное: можно быть и перед самой собой.

– Через десять кругов солнца ребенок уйдет от нас, – говорит мать.

Девочка, не понимая опасности, застывает от удивительных слов: «Через десять кругов солнца». Значит, можно мерить и время, которого еще нет.

Глава восьмая

У шамана есть мальчик, большой мальчик, он стоит за старшим мужчиной в хижине, за столом. Слушает, смотрит на мать, когда та рассказывает, но больше смотрит на девочку.

Она тоже смотрит на него и на какое-то время даже перестает следить за разговором и пытаться понимать его.

У мальчика красивые карие глаза, в них нежность и тоска.

«О чем ты тоскуешь?» – спрашивают ее глаза.

«О тебе», – отвечают карие.

Девочка чувствует, как тепло и доброта разливаются по телу, как бьется ее сердце.

«А я тоскую по тебе», – говорят ее глаза.

Но все это больше игра, ведь тосковать означает и ожидание, продолжительность во времени – завтра, через десять солнечных кругов. Но ей не нравится это.

Она не хочет непонятного, она хочет дикой невинности стаи, наглой сейчас.

И карие глаза смеются ей в ответ:

«Во всяком случае, я буду ждать», – говорят они.

Мальчик отличается от всех окружающих, и тем не менее она знает, что раньше он жил в стае. Она узнала его, хотя он не был другом ее детства. Он старше ее.

Когда он оставил стаю? Почему ушел к шаману? Что делает здесь?

Позже, вечером, когда девочка должна ложиться спать, но боится – она ведь раньше никогда не спала в доме, – мать объяснит ей, что стая время от времени жертвует шаману одного мальчика, чтобы он стал его учеником и последователем. Шаман выбирает сам, прожив в стае несколько дней.

– Это должен быть мальчик с большой головой, способной вместить много мыслей, – говорит мать. – В ней должно быть место для всего, что он выучит.

– Выучит?

– Да, конечно, строить дома, делать горшки. – Девочка оживляется, ей любопытно. Мать улыбается, и девочка тоже. – Но прежде всего он должен научиться той силе, которую никто не видит, но которая все же распоряжается человеческой жизнью. Эта сила называется Бог, – говорит мать.

– Он разговаривает с нами? – Девочка со страхом озирается вокруг.

– Да, если мы слушаем.

Теперь девочка пугается всерьез: где он, как он говорит, когда он не виден, чего он хочет?

– Именно это изучает шаман и этому учит мальчика, – говорит мать. – Завтра они попытаются попросить у Бога дождя. Бог добр.

Но девочка слышит страх в голосе матери и догадывается, что она тоже боится неизвестной силы. Как ты выглядишь, Бог?

Мать чуть-чуть улыбается и тихо говорит:

– Если хочешь услышать Бога, лучше всего зажмуриться.

Девочка зажмуривается и там, во мраке, встречает глаза мальчика, карие и блестящие. И, сохранив этот взгляд в себе, она наконец засыпает.

На рассвете, в ясный час слов, она слышит, что мать и шаман разговаривают по ту сторону хижины. Они говорят о ней, и она лежит молча, затаив дыхание, натянутая как струна, чтобы не потерять ни единого слова.

– Что ты будешь делать с девочкой? – Голос шамана настойчив.

– Это трудно.

– Что трудно?

– Она странное дитя, мягкое и жесткое одновременно. Я не справляюсь с ней.

– Ты действительно не хочешь. Почему?

– Она для меня все, что я имею. Трудно осуждать свое собственное дитя за отчужденность и одиночество. – Голос матери так напряжен, что девочке становится больно.

– Но ты это уже сделала, – говорит шаман. – Ты осудила ее за отчужденность, когда начала учить. Она способна учиться?

– Да, хитра и разумна. – В голосе матери сейчас звучит гордость. – Она легко чувствует себя в обоих мирах, но она самая счастливая в стае. Я сама часто думаю, что вокруг нас не единый мир, несмотря ни на что. Мы, и ты и я, лишь беженцы на пограничье, мы нигде не дома. Я не хочу ей такой жизни.

– Но ты это уже сделала, – повторил он. – Обратного пути нет.

– Нет. – Голос матери стал острым как нож. – Для нее нет, я верю в это. Она может забыть то, что выучила. Она может стать дитем Белого Света.

– Умереть молодой…

– А что делать с длинной жизнью, если она такая одинокая, как моя?

Наступила долгая тишина. Девочка, слушавшая их, выдохнула. Но тут опять возник голос шамана:

– Дитя различает уже добро и зло. Она чувствует вину перед тобой, это я заметил. Она осознает греховность.

– Да. – Голос матери вновь сделался тонким, стало больно.

– Чувство греха порождает отчужденность. Тот, кто знает это чувство, не имеет СЕГОДНЯ, он помнит, что произошло, и предвидит то, что должно произойти.