Книга и братство

— Единственный из вас, кто хоть чего-то стоит, — сказал Краймонд, вставая, — это Дженкин, да и тот дурак. Кстати, скажу вам, пожалуй, что книгу я только что закончил, так что можете больше не платить мне, если именно это вас беспокоит.

Краймонд ушел. Роуз была в слезах. Джерард принес шерри, и Гулливер налил себе. Дженкин стоял у окна, глядя на желтоватую мглу снаружи.

— Поговорили, называется! — буркнул Гулливер, который стыдился, что потерял самообладание, и злился, что спустил Краймонду насмешку над собой. Шерри умерило его стыд и придало злости.

Джерард перестал расхаживать взад и вперед по комнате и сел рядом с Роуз, которая хлюпала, уткнувшись в платочек. Она была сердита на Джерарда. Опустив платочек, она набросилась на него:

— Почему ты это допустил, почему позволил им кричать друг на друга?

— Ты тоже кричала, — заметил Гулливер.

— Краймонд не кричал, — сказал Джерард, — он позволил нам это делать! Конечно, это никуда не годится, но он выиграл матч.

— А я не считаю, что он выиграл, — продолжал злиться Гулливер, — хотел бы я как-нибудь дать ему пинка. Но удивительно, что книга закончена! Интересно, насколько это правда?

— Разумеется, правда, раз он так говорит. Нужно позвонить Дункану и сказать ему об этом.

— Зачем же он тогда приходил? — озадаченно спросила Роуз. — Наверное, просто хотел ссоры. Какая невероятная озлобленность! Ни словечка благодарности.

— Думаю, на самом деле он пришел, чтобы попытаться объяснить нам свою книгу. Нам следовало быть менее агрессивными в начале разговора. Ты права, Роуз, это моя вина, надо было мне взять на себя инициативу, обдумать, что сказать, мы должны были обсудить это заранее.

— Почему это, черт возьми, должны были… — возмутился Гулливер.

— Но, Джерард, ведь ты уже разговаривал с ним, ты знал, что он, скорее всего, скажет. Зачем же собрал нас всех здесь, чтобы он мог поливать нас грязью?

— То, что он сказал сегодня, — это пародия на то, что он говорил мне. Все это до некоторой степени забавно.

— Не понимаю таких забав.

— Он разыгрывал спектакль, он хотел, чтобы у нас кровь застыла в жилах, хотел напугать нас.

— Ну, меня он не напугал, меня он просто страшно разозлил, — сказала Роуз, сморкаясь в платочек. — А мы тоже хороши. Думаю, он был абсолютно серьезен. Может, он действительно помешался? Он внушает мне какое-то отвращение.

— Он безусловно фанатик, — сказал Джерард. — Его предки были кальвинистами. Он верит в магию.

— А что, кальвинисты верят в магию? — спросил Гулливер.

— Да. В немедленное спасение.

— В нем есть какая-то жуткая жажда смерти, — сказала Роуз. — Думаю, он кровожаден, жесток, люди для него не живые существа.

— Мне он говорил, что люди — это куклы или будут ими.

— Вот видите!

— А ты, Дженкин, что думаешь? — обратился Джерард к спине Дженкина.

Дженкин вернулся от окна и сел рядом с Роуз:

— Роуз, дорогая, не переживай. Конечно, он говорил серьезно, но Джерард прав, он играл, чтобы напугать нас!

— Ну так что ты все-таки думаешь? — сердито повторила она свой вопрос.

— Мне не терпится увидеть книгу.

— Но если она такой же вздор, как…

— О нет, это будет не вздор, это будет глубокая вещь… но я бы хотел объяснить.

— Так почему не объяснил? — упрекнул его Джерард. — Если б только соизволил вступить в разговор чуточку раньше!..

— Не мог сообразить, как это сформулировать, да и вы все не умолкали ни на секунду… хотел было… понять, как поточней… он исходит из ошибочной…

— Ты говорил о лжи, — напомнил Джерард.

— Ну да… верно… о лжи… что и отвратительно… и все же он может быть прав в том, что…

— В чем — том?

— Что необходимо преувеличивать.

Они ушли один за другим, Дженкин ушел первым, хотя Джерард пытался задержать его, следом за ним Гулливер, который собирался (только, конечно, никому не говорил этого) встретиться с Лили за ланчем и рассказать о том, что тут произошло, после Гулливера — Роуз, которой хотелось позавтракать с Джерардом, но тот уклонился от этого. Проводив их, он и сам вышел из дому. Патрисия и Гидеон были в Париже на выставке Синьорелли[84], так что не нужно было бежать от них, но хотелось походить по улицам, посидеть в пабе, съесть сэндвич и все обдумать.