Книга и братство

Истеричный голос, пронзительный, мучительный, заставил всех содрогнуться. Роуз в дверях отвернулась и спрятана лицо в ладонях.

Тамар даже не дрогнула. Она грустно и нежно взглянула на мать, чуть ли не с любопытством, и тихим смиренным голосом сказала:

— Не надо так переживать… я буду у Пат и Гидеона… ты переедешь позже… прости, что так все вышло. Боюсь, это был единственный способ.

Подлинным автором этой сцены, которая, как почувствовал позже Гидеон, приобрела характер беспримерно нервной театральности, был отец Макалистер. Размышляя над ситуацией Тамар и о ней самой, священник пришел к превосходной идее привлечь в качестве ударной силы не Джерарда, а Гидеона. Он совершенно верно увидел в Гидеоне смесь самоуверенности, безжалостности, актерства и способность к бесстыдному расчету, в какую сумму ему обойдется, в конечном счете, это похищение. Он, однако, постарался, чтобы план осуществлялся неспешно и под его собственным руководством. Уговорил Тамар, что оказалось легче, чем он ожидал, сыграть свою роль, причем упирал на то, что это кардинально изменит ее жизнь, а также будет облегчением или даже спасением для Вайолет. После нескольких очень коротких встреч с Вайолет предчувствия отца Макалистера относительно того, что следует ожидать, были весьма мрачными, мрачнее даже, чем у Тамар.

Гидеон был готов к тому, что Вайолет завопит, и на мгновение она как будто задержала дыхание в диком бешенстве, как разъяренная собака. Потом стиснула кулаки и буквально оскалила зубы. Проговорила низким голосом:

— Так ты ничего не хочешь сделать ради меня теперь?

— Кое-что делаю, — ответила Тамар, — и ты убедишься в этом позже. Но если ты имеешь в виду, буду ли я делать все по-твоему, то я отвечаю: нет. Я не могу пойти на это… и, наверное, в данный момент совсем ничем не могу помочь тебе… ничем.

Тамар отвернулась к окну, занавешенному серыми от грязи драными шторами. Потом взглянула на Гидеона, словно беспокойно вопрошая, нельзя ли наконец прекратить эту сцену?