Книга и братство

Все это не подлежало никакому сомнению. Разве что неясно было, вспоминала ли вообще, и как, Джин мужа с его горем, своих друзей, которые считали ее предательницей и которых она больше не могла видеть. Роуз ей не писала; Джин и не ждала, что та будет писать. Это было даже к лучшему. Подобные мысли мелькали у нее, быстрые, как черные ласточки в чистом сияющем небе ее любви. Она даже не останавливала внимания на этих смутных мельтешащих прочерках и не гнала прочь, позволяла проноситься мимо, внося ее грех, если это был грех, в некий беспристрастный протокол или, может, сообщая о нем некоему духу, чтобы он мог быть включен в совокупность ее нового мира, не прощен или утаен, но учтен. Ее моралью, как и страстью, был теперь Краймонд. Ее удивление при появлении Тамар (она почти забыла о том, кто та такая) объяснялось шоком от неожиданного понимания того, что два пространства, которые ей пришлось так решительно развести, на деле могли сообщаться. Что оттуда кто-то мог явиться. Джерард, рассчитывая на подобное потрясение (как он надеялся, целительное), поначалу оказался пророком. «Ход девственной жрицей», во что он тоже верил, возымел свое действие: Джин, увидев Тамар, и впрямь почувствовала, по крайней мере на несколько секунд, что ее уход имел тяжелые последствия. Однако это ощущение быстро прошло, и смятение Джин, когда пришел Краймонд, было вызвано мгновенным страхом того, что он может сказать и действительно сказал. Конечно, она не допускала, что Краймонд всерьез думает, будто Джин и Тамар что-то замышляют или между ними существуют особые отношения; но она знала, что он не выносит малейшего подозрения, что те, из комитета поддержки, осуждают его или шпионят за ним. Их следовало считать несуществующими. Но оставался тот факт (и Джин размышляла и над этим парадоксом), что они платили Краймонду. Краймонд категорически отказывался притрагиваться к деньгам Джин. И это несмотря не только на постоянные уговоры Джин, но и на исключительное письмо, которое отец Джин недавно прислал Краймонду. Ее отец, выросший в ортодоксальной еврейской семье в Манчестере, а теперь живший в Нью-Йорке, был моралистом, либералом, любителем фестивалей, который отправил свою дочь в квакерскую школу. Он терпимо относился к смешанным бракам, но неодобрительно к бракам разрушенным. С другой стороны, ему очень нравился Краймонд, с которым он познакомился в Дублине в начале ирландской карьеры последнего. Он знал о политической деятельности Краймонда по дням его ранней славы и после встречи с ним прочел кое-какие его статьи и памфлеты. Джоэл Ковиц, капиталист и инакомыслящий радикал, ценивший колоритность, нашел Дункана Кэмбеса слишком неинтересной парой для своей великолепной дочери, единственного своего ребенка. Он надеялся, что Джин выйдет за Синклера Кертленда, и был небезразличен к его титулу. У него не вызывала неприятия явная гомосексуальность Синклера, которую он полагал естественным, даже необходимым этапом, через который проходят в своем развитии английские аристократы. Теперь, хоть и осуждая жен, сбежавших от мужей, он не мог не одобрять новый выбор Джин, о котором она поставила его в известность сразу после бегства. Джоэл видел в Краймонде человека энергичного и волевого, обаятельного оригинала, как он сам. После некоторого размышления и выждав недолгое время, чтобы убедиться, что Джин не передумала, он написал Краймонду очень осторожное письмо, намекая, что не против подобного поворота, и выражая надежду, что Джин будет жить в достатке и счастье, чему в новых обстоятельствах помогут ее финансовые средства. Короче говоря, он надеется, хотя не писал этого прямо, что Краймонд воспользуется ее деньгами. Джин, конечно, не приходило в голову, что Краймонд может не захотеть этого делать, но Джоэл верно оценил его характер. Краймонд показал письмо Джин, попросил ее поблагодарить отца за предложение и без дальнейшего объяснения продолжал отказываться трогать ее деньги. Джин, читая между строк трогательного и необычного отцовского письма, уловила кое-что еще, более важное и более трагичное. Джоэл Ковиц, банкир, верящий в чудеса, всегда хотел внука. Он предполагал, что дело было в неспособности Дункана стать отцом, и ждал, что с другим мужем Джин повезет в последний момент. Он невольно относился к ней как к вечно молодой. Джин, которая не обсуждала с отцом никакие иные изменения в своей жизни, понимала, что теперь чудо действительно необходимо. Она думала над этим, и это была еще одна темная мысль, болевая точка ее новой жизни: останься она с Краймондом в Ирландии, то могла бы родить ему ребенка. В тот раз Краймонд очень определенно сказал, что не хочет детей. Но fait accompli[50] мог бы переубедить его. К тому же тогда стало бы невозможным ее возвращение к Дункану.