Читаем Книга И. Са (СИ) полностью

Тут всегда надо так говорить ментам, а то они автоматически вам сопротивление при аресте впаяют.

Мы бодренько, как лучшие друзья упали вниз на лифте и сбежали по мраморным ступеням парадного. На мои наручники никто не обращал внимания — обычное дело для Центра Правосудия и Справедливости, где в небоскребе с видом на великое озеро разместилась — окружная тюрьма, суд и служба админ надзора за свободными гражданами.

У ментовской парковки стоял форд Искейп. Я ему улыбнулся. Всегда смешно когда ментовский форд называется «Escape» — побег.

— Нам туточки еще одного пассажира принять требуется — извиняющимся тоном сказал Холидей.

Объехали здание центра и вкатились с заднего двора в подвал окружной тюрьмы. Я испытал приятное дежавю — вот въехали в тюрьму, но меня не посадят. Во всяком случае сюда. Я теперь зык федерального уровня.

Искейп втерся между двумя ментовскими крузерами. На одном было написано «Полиция Бичвуда», на другом «Служить и защищать». Похмельный Холидей пошаркал в тюрьму, а мы со Спаньярдом, который поленился даже отключить двигатель, остались в машине.

— А чо аусвайс себе до сих пор не справил — лениво полюбопытсвовал Спаньярд.

— Обстоятельства так сложились. Да и никто не тряс особо.

— Ну ничо-ничо. Сейчас через суд быстренько получишь.

— Через какой суд, ты ж сказал к вечеру дома будем?

Спаньярд завис, внимательно изучая в окно бичвудский крузер.

— А ты давно в федералах? Ну, в Айсе в смысле давно?

Я хотел показать, что не обижаюсь на звиздеж — и так знал что он мне кружево плетет — обычная американская ментовская практика. Расскажут вам любую сказку, лишь бы не дергались, пока они вас под замок не замуруют. А там с них взятки гладки.

— В айсах? В Айсах недавна. Две недели в пятницу. Перевели сюда с аэропорта О'Хара в Чикаго. Таможенник я. Ага.

— Усилуха Трампова?

Он снова завис, напряженный от моей манеры выуживать информацию и держать инициативу в диалоге.

Спаньярд сменил тему:

— И откуда же у тебя значки мастер-сержанта Армии США и Центрального Развед Управления в бумажнике?

У меня и правда вместо аусвайса, без которого я обхожусь лет двенадцать, в кошельке два значка. Один — память о работе на базе американских ВВС в позапрошлой жизни.

Второй — настоящий, не сувенирный, позолоченный цэрэушный значок для лацкана парадки выпал из чьих пожитков, когда я перебивался грузчиком агентства по переезду в Сиэтле. Это уже в прошлой жизни. Я улыбнулся матой хари и свистнул:

— У меня в ДиСи друзья.

— Ну-у тогда самое время с ними связаться — доверительно посоветовал бывший таможенник.

— А можно я плейер послушаю?

— Не можно — ответил Спаньярд и врубил рэдио.

Дверь Искейпа растворилась и возник Холидей. Он втолкнул ко мне на заднее сидение откровенно непропорционального человека индокитайской наружности. Человек походил на богомола-мутанта, который вырос до таких размеров, что не натянуть на него дешевенький костюм из универмага было бы попросту неприлично.

— Познакомьтесь, это Иса. Иса приехал из Бирмы.

Богомол вздохнул и прошуршал:

— Иса — нет. И. Са. Иии — Саа. Английская мала-мала. Совсем мала-мала.

— Иса так Иса — пробормотал Холидей — Нам бы ребятки еще одного кадра отцепить — на углу 117-той и Лорейн, оки-док?

— А что у нас есть варианты? — все еще раздосадованный полной неожиданностью ареста — только с окружной соскочил, понимаешь, и опять попой голой по гравию.

Кофию бы махнуть с горя.

— Там, господа офицеры, в кошельке у меня вроде двадцадка была, нет? Давайте-ка я на всех старбаксу куплю?

И. Са глянул на меня с одобрением. Холидей и Спаньярд переглянулись. Спаньярд развел руками: «А я-то чо? А я — ничо!» Поэтому когда мы уже всей бригадой принимали Раджу у всех в руках было по стаканчику крепкого латте.

Искейп парканули рядом с большегрузным трейлером около небольшого, но добротного дома. Раджу выцепили прямо оттуда. Спаньярд позвонил с мобилы и Раджа выскочил прямо в шлепках, натягивая футболку «Кавалеры Кливленда». Увидев нас с И. Сой попивающих латте в хромированных наручниках, он поник, сбавил обороты и попросился на минутку — сообщать новость жене.

— Да мы в Олд Бруклин только на пару минут нырнем — опять созвиздел Спаньярд — оттуда и отзвонишься. Раджа присел к нам, потом опять встрепенулся:

— Да я ж ее телефон не помню!

— Чей? — резко срывая Искейп с места спросил агент Холидей.

Машина соскочила на фривей и Раджа в полголоса выругался на урду.

— Кофе хапнешь? — спросил я.

Последний пассажир нашего грустного рейса был иорданец Биляль. Мы подрулили к пиццерии «Малыш-Цезарь». Раджа сходу понял, что мы не за пиццей.

— Ну куда еще одного, командир, на башку мою бритую посадишь?

— Да он миниатюрный судя по ориентировке, вон как русский совсем, правда, русский? Потеснимся?

— А то — ответил я польщенный вниманием специального агента — Заносите тело.

Вскоре Спаньярд привел и правда небольшого арабченка, похожего на галантерейщика Бонасье из «Трех мушкетеров». Пицерийщик Бонасье был весь в муке и заляпаном соусом фартуке. Холидей его приветствовал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза