Читаем Книга И. Са (СИ) полностью

Почти пятнадцать лет в США мне удавалось обманывать чутких акустиков и скрываться от вражеских радаров. Сейчас к моему величайшему ужасу и дискомфорту я оказался под увеличительным стеклом, сквозь которое бил луч жгучего света.

Все что можно было на меня накопать в чертову компьютерную эру поступило в распоряжение обвинителя. На каждом заседании он выискивал что-нибудь новенькое — например штраф за превышение скорости в 2004 году — когда я убрав ночью магазин летел в четыре утра через совхозные угодья домой — отсыпаться.

Прокуратор тянул эту парашу из рукава — козырь за козырем, ожидая когда я в очередной раз взорвусь, скажу вслух что думаю по поводу всего процесса, он глянет на судью и скажет: «Всё. Вопросов больше не имею».

Совсем не так как в первое заседание — я ждал суда и верил в свои силы. Теперь каждого нового похода в гараж я ждал с ужасом. Суд — это бессонная ночь перед заседанием и пара отравленных дней — после.

Адвоката мало волновала защита — он был занят попытками заставить меня найти пять штук и выкупиться под залог — для его же удобства в основном. Основной аргумент состоял в том, что я сижу в тюрьме. Это уму непостижимо если есть выкуп. Сам факт выкупа, Попадакис преподносил как свою победу. Хотя если бы он сделал, хоть что-то — можно было сбросить цену свободы до двух штук.

— Ну и что? Весь мир большая тюрьма. Наше тело, как носитель души — тюрьма. Сейчас мой мир сжался до размеров барака. Ну и что — мой внутренний мир не претерпел значительных изменений. И потом — ты ведь меня скоро отмажешь, нет? Будем считать я в летнем отпуске. Люди в отпуске прыгают с парашютом, ездят в Афганистан, карабкаются на Эверест.

— Понятно, а ты значит, сидишь в тюрьме. Как я провел лето.

Мне было лень объяснять, что впервые за долгие годы мой статус подпольщика-нелегала — вдруг своеобразно легализовался. Теперь не надо было изображать подобострастия общаясь с «титульной» нацией. Наоборот — американцам можно было хамить — в лицо. Это больше не полубоги и инопланетяне. Это лагерная вохра. Я совсем распоясался.

Доставалось в основном пока только одному — Джону Кошке. Местечковый республиканец — его легко было подловить на противоречиях и вызвать праведный гнев — Кошка багровел на глазах, как бумажный индикатор. Раньше Кошка владел вагончиком на колесах торговал хотдогами, сладкой ватой и чипсами на ярмарках.

Потом бизнес захирел — кому нужны ярмарки если есть Амазон? Предприимчивый Кошка стал подпольным селекционером — марихуановым фермером. Этого делать пока нельзя в нашем полуфашистском республиканском штате.

Святые идиоты будут стоять до последнего. Например казино открыты были в трех соседних штатах и ближайшей Канаде — и все ездили катать туда, а они наконец пару лет назад убедились, что это и деньги, и налоги, и рабочие места. Теперь казино на каждом шагу.

Так же будет и с травкой. Калифорния, как соседний от нее Орегон и Вашингтон в эти выборы травку легализовала — под шумок с Трампом заодно. То есть если поехать туда — траву можно легально купить во внушительных количествах в розничном магазине. А привези домой — в Огайо — схлопочешь срок.

Из-за этой неразберихи — весь травяной бизнес на западе страны — за наличные. Владельцы магазинчиков и ферм не мог сдавать выручку в банк. Банк дело федеральное, а федерально трава пока под запретом. Так что если вы налётчик, а не фармазон и поиздержались в Калифорниях — поднимать надо маленький магазинчик дури. Работает как банкомат.

Кошке впаяли шесть месяцев за то же самое в честь чего в Сиэтле устраивают ежегодный фестиваль.

Во время еды в тюрьме я предпочитаю сидеть за столом в одиночестве. По долгому тюремному опыту знаю, что так лучше для пищеварения. Паскудный Кошка начал нагло подсаживаться. Он считает, что мой английский — тут лучший, хотя и с акцентом, над которым он любит поиздеваться. Даже разрешения не спрашивает — падает напротив и любуйся на его вислоусую рожу — типично польскую, хоть и с итальянской фамилией.

Сегодня кошка хвастается своим рукоделием — он создал календарь, в котором можно зачеркивать дни, приближая звонок. Бумажка с квадратиками дней. Кошка горд будто воссоздал первую модель летательного аппарата Да Винчи.

— А нафига нам календарь, Джон? Мы тут «задержанные» — срока никто не дал и никто не ограничивает. Отсиженное в зачет для суда не идет. «Учитывая отсиженный срок и хорошее поведение, суд постановил..»

Чего считать-то мне? Украденное время? И хорошего поведения суки не ждите от меня. Попади мне теперь какой имперский турист вроде тебя — за границей, будет за все отвечать.

— А чего ты таким широким мазком сразу? Ведь тебе дали выкуп? Выходи!

— Как у вас все с ценником, а? На всем цена проставлена. Только выкладывай маней — «How do you make a LIVING» — это только в вашей культуре означает «чем на жизнь зарабатываешь» — это только у вас LIVING обусловлен исключительно заработком.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза