Книга И. Са (СИ)

Далее по новостным каналам — Макс, молодой да ранний. Откинулся, а пойти некуда — мама в тюрьме, квартиру забрали, подруга наркомантка пропала из виду. Чертов потомок одесситов пристроился у родителей Исы на Вестсайде. Сказал им, что он адвокат сына — заполнял ему формы и вообще — боролся в суде. Теперь бирманские пенсионеры относятся к нему как к молодому просветленному и успешному лоеру.

Писать заметки нет ни сил, ни желания — моя жизнь однообразна и если я превращаю свое бытие в книгу — пора хоть какие-то перипетии и поворотные пункты вводить иначе читатель бросит на полстрочки. Мертвые заметки из мертвого дома. Пошел в библиотеку — остаться надо одному и подумать о каком-нибудь развитии сюжета. Хорошо бы закончить — но концовка книжки в руках у судьи Браун. Ей решать хэппи енд или нет.

Ни помогла ни роскошь одиночества, ни атмосфера библиотеки. Солнца в тот день не было — в окнах грязных обрывки облаков, как стиранные бинты полевого госпиталя доктора Живаго.

Вернулся в барак. Выпил кофе. Горячая вода в американской тюрьме — из под крана. Кипятильники запальней огнестрельного оружия. Пожара бояться буржуи. Так что кофе левоватый конечно — из под крана-то. Разложил бумаги, пытаясь сосредоточиться в этом круглосуточном гомоне вавилонского столпотворения.

Приперся Иса. Ему видишь ли какого-то гавна надо заказать с магазина, а он после того как заказал фиников вместо супа переживает посттравматический синдром. Уже почти три месяца как мы здесь — неужели трудно собрать квитанции от удачных шопингов и надписать коды по бирмански: «сахар», «мыло», «портативное радиодилдо».

Мягко послал его подальше. Бирманец не услышал. Оттолкнул. Он подумал я игры играю. Снова прет со своим арахисовым маслом. Вдруг наорал на него благим матом — торкнул кофеин видимо. Иса обиделся. Ушел. Теперь чувствую себя гавном. Вот выпустят Ису через пару дней — не успею примириться. И будет Иса обижаться как побитая собака до конца моих дней. Нехорошо вышло.

В башке все смешалось — писанина казалась совершенным абсурдом. Кому она нужна вообще? В последнее время будто навязываюсь людям — ну почитайте меня, ну пожалуйста! Нахер людей.

Позвали в церковь. Пошел с робкой надеждой. Может сбалансирую настройки там?

В церкви тоже маатрица вовсю сбоит — ну нет продолжения у моей книги и все тут — Тим из Теста и его одноглазый друг снова взялись Американ снайпера вместо Библии пересказывать. Халтурщики чертовы, обнаглели совсем. Под занавес запели о необходимости «поучить» Северную Корею. За спасение и демократизацию Кореи никто молиться не хочет. Поступает предложение помолиться о мексиканцах которые задохнулись в большегрузном фургоне пересекая техасскую границу. Негр-водила поленился включить рефрижератор — они попросту спеклись. Выживших и водилу арестовали на парковке Волмарта, когда кто услыхал стон «Агва, агва — воды, пор фавор».

За мигрантов Тим молиться неохотно. Страдания снайпера ему ближе.

— Когда ко мне во двор лезут непрошеные гости — я могу пристрелить, Джон Кошка добавляет свои пять копеек — Бох дал, бох и взял.

Тим с ним соглашается:

— Не пулю так автоматную очередь, как во Вьетнаме.

Вот вам и вся Библия. Разошлись в атмосфере всепрощения и братской любви.

Папа не приедет меня забирать. Папа умер несколько лет назад, а я даже на похороны не смог поехать. Я застрял здесь, в тюрьме без приговора, без преступления, без паспорта — под выкупом как кавказский пленник в яме под саклей.

Хочется стать плечом к плечу к батьке Нестору Махно на тачанку, нежно приложиться к рукоятки максима и слушать, слушать характерный круп этого вечно простывшего пулемёта, до последней ленты.

Попытался вернуться к заметкам — отвлечься. Подсел поляк — Доминик. Он из Чикаго. Бывший краковский экскурсовод, двадцать лет в США. Ни у него, ни у жены документов нет. Оснований их получить ноль. Раньше можно было — с большим скрипом легализоваться через детей-граждан. Сейчас Трамп все заморозил, да еще к самим детям подбирается. А бывший экскурсовод, кандидат искусствоведения — теперь водитель большегрузного трака. Удалась американская мечта. В самом Чикаго живет, не то что Краков вонючий. Дети говорят по-английски без акцента, а польский понимают с трудом. Живи себе и радуйся — ан нет, жена начала проявлять признаки параноидальной шизофрении. Голоса в голове рассказали жене по-секрету, что Доминик задумал ее убить. То он сыплет ночью отраву в корицу, то разбивает унисон гаек на колесах ее Аккорда.

Бодрые предпринятые по-американски энергичным Домиником попытки лечения раз за разом стоят все больше и не дают результатов. Вместо дальнейшей борьбы Доминик начинает обижаться на жену. Когда она обвиняет его во всех тяжких, выглядит она совершенно нормально. Я его не сужу — сам час назад обиделся на жену по пустяку. Начинает пить. Как тут говорят селф-медикат — «самолечение алкоголем». Лечится по-уму, без эксцесса. Но регулярно. Грузовик останавливют за разворот в неположенном — а тут Огайо — полбюджета мелких деревушек с дорожных штрафов — мент улавливает запах.