— Ну-ну, тише, Хеенс, — по-издевательски ласково забормотал я. — Зачем так рано сдаешься? Надо мной, помнится, ты трудился гораздо дольше и изощренней.
— Прости! Я не желал этого! Кардиналы Великого Совета поручили мне эту миссию! Сам бы я ни за что…
— Ох, Многоокий создатель, как же глупо и наивно звучат твои оправдания, — фыркнул я.
— Нет-нет, клянусь! Смилуйся, веил’ди Ризант!
— О-о-о, то есть я уже не грязный смесок, а веил’ди? Какая честь, Хеенс.
Алавиец что-то заскулил, вымаливая пощаду. Но я лишь равнодушно смотрел на этого червяка, не испытывая ни жалости, ни даже морального удовлетворения. Досадно. Ведь именно последнего мне в жизни стало сильно не хватать.
— А теперь вторую, Насшафа, — холодно изрек я, направляясь к выходу.
— Нет! Подожди, Ризант! Моя магия! Я же никогда не смогу колдовать!
— А ты неисправимый оптимист, Хеенс, если думал, что тебе это позволю, — изобразил я на прощание кривую улыбку, и покинул отгороженный закуток с пленниками.
Через три шага меня в спину догнал истеричный вой алавийца. Видимо, альбиноска уже взялась за работу.
Безликие, занятые тренировками, нервно супили брови. Их эти вопли явно не радовали, мешая сосредоточению и концентрации. Но ничего, потерпят немного. Скоро все темноликие отродья переедут в отдельное умеренно-комфортабельное жилье за конюшней. И здесь снова станет спокойно.
— Лиас, будь добр, подойди, — распорядился я.
— Слушаю тебя, Ризант, — дисциплинированно возник рядом со мной изгнанник.
— У меня есть для тебя кое-какое небольшое поручение.
— Я весь внимание.
— Отправь Орванделу послание, — произнес я.
— И какое?
— Попроси его распространить информацию о том, что отныне Маэстро объявляет щедрую награду за каждую пару алавийских ушей. Пять… нет, десять золотых! Пусть жизнь темноликих ублюдков на наших землях станет немного сложнее.
Глава 20
В кои-то веки моя жизнь текла размеренно и неспешно. Безликие росли в мастерстве и параллельно подбирали кандидатов на вступление в наше братство. На торговой улице наконец-таки открылся мой магазин. Мудрствовать с названием не стал, обозвав его «Лавка неповторимых плетений семьи нор Адамастро». Там я продавал схемы заклинаний, наглухо запечатанные в оловянные тубусы, чтобы обеспечить сохранность информации и гарантировать покупателям их уникальность. Конечно, далеко не весь товар у меня имелся в единственном экземпляре. Иначе мне бы только и пришлось денно и нощно корпеть над свитками, выдумывая новые комбинации истинных слогов. Да еще и ограниченность людских озарённых семью ступенями одной октавы не позволяла развернуться на полную.
Городские магистры проявили огромную заинтересованность в моем продукте. Еще бы, ведь торговых точек подобного толка не было во всех людских землях! Как и говорил мне Лиас, информация ценилась в этом мире дороже золота. И все талантливые ингениумы вверяли свои знания строго ограниченному кругу семей. Нельзя было вот так зайти с улицы и приобрести у них схему боевого плетения. Потому что чем известней чары, тем больше методов противодействия им изобретают. И у каждого уважающего себя магистра в загашнике хранились заклинания, которыми он пользовался только в самых отчаянных ситуациях.
Собственно, поэтому я и не стал скромничать с установлением цен. За обычное плетение я просил от пяти солнечников. А за эксклюзивное — от сотни и вплоть до бесконечности. И меня нисколько не смущали отпадающие челюсти посетителей, когда те узнавали о моих запросах. По словам Орвандела, не все интересующиеся сдерживали свои эмоции. Многие осыпали наемного бедолагу-продавца ругательствами и проклятьями, после чего тотчас же покидали магазин. Однако меня это не волновало. Я не расстроюсь, даже если у моего работника вообще ни единого плетения не купят. Ведь это всё изначально задумывалось как прикрытие для моих грязных доходов.
Чтобы усложнить работу ревизорам патриарха, я провозгласил девизом своего заведения полную анонимность клиентов и организовал возможность курьерской доставки. Пока что никто этой услугой не воспользовался. Но это не мешало Эрмину вносить в гроссбух записи о несуществующих приобретателях. И постепенно в мою родовую казну потёк ручеек отмытого золота, тратить которое я мог совершенно открыто.
Полученные во время пыток увечья окончательно зажили. Спасибо магии кьерров и персонально Насшафе. Абиссалийка так трепетно и старательно ухаживала за моими ранами, будто желала вернуть телу Ризанта первозданный облик. Однако чудес не бывает, и на память о том дне, когда меня похитили алавийцы, осталось очень много отметин. Из-за этого красноглазая нелюдь не прекращала страдать и неподдельно сокрушаться. Но тут уже ничего не попишешь. Даже похитители лиц, о которых в народе ходило целое море баек и страшилок, не могли полностью убрать шрамы от своих магохирургических манипуляций.