Книга историй

И наконец, перед читателями встает еще один портрет— портрет самого автора «Книги историй» — самоотверженного и трудолюбивого, добросовестного историка, взявшегося за описание событий, свидетелем которых он стал волею судеб. Портрет человека, сетующего на бремя возраста и телесную немощь, взвалившего на себя тяжесть непосильного труда описать насыщенный горестными событиями период в истории родного народа, не только понуждаемый поручением католикоса, но и по велению сердца. «...Видя разорение страны армян, ослабление народа нашего... [терзался я], и сердце мое пылало от горечи и скорби, поэтому я согласился записать [все] это»,—пишет Даврижеци (стр. 503).

Образ автора перекликается с традиционным образом армянского историка-летописца, описанного великим армянским поэтом Аветиком Исаакяном:

В уединеньи темных келий, в глухих стенах монастырей,
Историки, от скорби сгорбясь, перед лампадою своей,
Без сна, ночами, запивая заплесневелый хлеб водой,
Записывали ход событий на святок желтый и сухой:

Нашествие орды кровавой, несчастья гибельной войны,

Врагов жестокую раоправу, крушение родной страны.
Оплакивали Айастана. жестокосердную судьбу
И уповали неустанно, что бог услышит их мольбу.

В то же время в этом образе есть и иные черты, характеризующие Аракела Даврижеци как историка-изыскателя, неутомимо ищущего правду, старающегося докопаться до истины в оценке фактов, исторических лиц, ставших объектом его интересов, обошедшего немало стран в поисках материала для своего труда. И хотя портрет этот начертан несколькими штрихами, мы живо представляем себе престарелого, больного вардапета, который, теряя зрение в труде, «превышающем возможности» его, старается с предельной достоверностью зафиксировать зверства завоевателей, «пленение и истребление христиан», «утрату блеска и разорение» Эчмиадзина, не щадит даже представителей своего народа, порой весьма высокопоставленных, ставших на путь сговора с врагами.

Искренность и честность автора, его критическое отношение к сообщаемому и требовательность к себе снискали книге Аракела Даврижеци заслуженную славу достоверного первоисточника по изучению истории народов Армении, Грузии, Азербайджана, Турции и Ирана с начала XVII столетия по 60-е годы.

«Книга историй» Аракела Даврижеци пестрит выдержками из священного писания, множество глав и частей автор завершает славословием господа; кроме того, в труде этом большое место занимают описания «чудес святых отцов», мученичеств «страстотерпцев» и «знамений» на их могилах (последним посвящены целиком главы 44—49).

Аракел Даврижеци — сын своего века и своей среды— не мог, конечно, в своей книге обойти всякие чудеса, тем более что, как справедливо замечает известный арменовед М. Абегян, житийная литература, описания чудес и мученичеств (как переводные, так и оригинальные) исстари занимали умы грамотных людей в Армении. Однако при чтении «Книги историй» Аракела приходишь к выводу, что автор всем этим чудесам существенного значения не придает, понимает и описывает их как нечто неизбежное. Доказательством этого, на наш взгляд, является то обстоятельство, что Аракел Даврижеци в главах о мучениках и знамениях не предстает перед нами как художник, как мастер повествования. Главы и части эти стереотипны, не отличаются художественным вкусом и эмоциональностью, характерной для нашего автора, подчас кажутся заимствованными[21] и вписанными в «Книгу историй» без критического анализа, отличающего другие части книги; описания мученичеств производят впечатление скорее всего констатации общеизвестных фактов. Это дань времени и проявление мировоззрения автора.

В то же время в рассказах Аракела о «чудесах святых отцов» и «знамениях» на могилах «святых мучеников» звучит протест трудящихся масс средневековой Армении против насилия светских и духовных властей, против господствующего класса феодалов Турции и Ирана, завладевших Арменией, против насильственной их исламизации в коренной Армении и городах, принадлежавших персам и туркам. Ибо, как известно, в средние века «классовая борьба протекала... под знаком религии» и «интересы, нужды и требования отдельных классов скрывались под религиозной оболочкой...»[22]. Эта борьба и даже смерть во имя национальной религии (что, в сущности, было лишь формой борьбы за национальную независимость), борьба армянской колонии г. Львова против притязаний католической церкви и иезуитов, безусловно, имели положительное содержание, несмотря на религиозную форму.