Книга историй

Что же касается тех, что не пришли, а остались в своих укреплениях, — персы выступили против их укреплений и много дней подряд всячески воевали с ними, пока, победив, не захватили и, предав мечу, не стали безжалостно убивать, будто, по свидетельству господа, считали это благоговением перед богом[126]. Затем разграбили их, разорили имущество и скарб, заполонили оставшихся жен и детей, привели их в свой стан. И, как я уже сказал, после пятидесятидневного их пребывания [там] не осталось ни одного незанятого укрепления либо места, которое не разорили; они опустошили дотла и осквернили изобильные, плодородные и густонаселенные земли Кахетии и Греми.

Шах приказал утварь, кресты и священные чаши, Евангелия, ладанницы, ризы и иные сосуды и святыни церквей Кахетии и Греми, великолепные и драгоценные, искусно украшенные благородными каменьями и жемчугами, не уничтожать, а повезти в город Исфахан и сдать в царскую казну. И по сей день остается все это там, в казне, о чем свидетельствуют многие из наших армян, видевшие эти святыни. И еще увезли туда вместе с другими святынями и нешитую одежду Христову, /124/ что находится [поныне] в той же казне города Исфахана, и до сих пор перед ней ставят лампаду. Нам рассказывали об этом [люди], которые видели своими глазами, и им можно доверять.

После неоднократных грабежей страны той шах, двинувшись оттуда и подойдя к границе между двумя странами — Кахетией и Картлией, обосновался там. И приказал своим войскам не притеснять и не обижать никого из жителей Картлии, а если войскам персидским понадобится что-либо или будет нужда в людях и скоте — пусть приобретают это за деньги у жителей гавара и платят цену соответственно желанию продавца. А еще приказал шах выйти глашатаям и разъезжать по всем гаварам Картлии, кричать и возвещать, мол: «Великий и миросозидающий царь шах Аббас повелел, чтобы Картлия со всем своим населением — князьями и простым людом — жила в мире и спокойствии, а все, кто поднялись в крепости и укрепления в страхе перед войсками персидскими, пусть отныне не боятся и не опасаются ничего, а пусть спускаются в свои жилища и пребывают при деле своем и занятиях, и да будет любовь, и мир, и общение между народами персидским и грузинским. И так как Картлию я признаю своей страной, то ради себя и ради царя Луарсаба я не разорю ее, ибо его считаю сыном, братом и другом своим. И как только он вернется, я верну ему родину, а сам отправлюсь восвояси. Так вот, коли пожелает царь Луарсаб и придет — так и сделаю, а если не придет — вот Моурав, он родом из Картлии и [выходец] из народа грузинского, и сейчас он при нас. Картлию я отдам Моураву, а сам вернусь к себе в страну».

/125/ И еще шах поручил Моураву послать и своих слуг во все концы страны, чтобы и они то же самое говорили всем жителям гаваров, дабы убедить их. Внушив суетную и коварную надежду, он обманул и Моурава, сказав: «Придет Луарсаб или не придет — власть в Картлии я вручу тебе». [Он велел] и слугам Моурава то же самое говорить в народе. И так ложными и коварными речами были обмануты все жители, так что не войной и не беспорядками, а полюбовно и мирно уговорили всех жителей и вынудили их спуститься из укреплений и поселиться в деревнях. Откуда и восполнялись нужды стана персидского в людях и скоте, и ничего не опасались персидские войска, а пребывали в мире и спокойствии во всех отношениях.