Книга IX. Начало 20-х годов XVIII века — 1725

В конце своего царствования Петр отправил за границу и другого впоследствии знаменитого труженика русской науки. Мы встретились с Татищевым на Екатеринбургских заводах, где Геннин умел отличить его способности. Петр, впрочем, не исполнил желание Геннина, не оставил Татищева начальником заводов, а вызвал его в Петербург. Сам Татищев рассказывал, что Демидов обвинял его во взяточничестве. На вопрос Петра, справедливо ли обвинение, Татищев отвечал: «Я беру, но в этом ни пред богом, ни пред вашим величеством не погрешаю» — и начал рассуждать, что судья не виноват, если решит дело как следует и получит за это благодарность; что вооружаться против этой благодарности вредно, потому что тогда в судьях уничтожится побуждение посвящать делам время сверх узаконенного и произойдет медленность, тяжкая для судящихся. Петр отвечал: «Правда; но позволить этого нельзя, потому что бессовестные судьи под видом доброхотных подарков станут насильно вымогать». Другие современники передавали ответ Петра так: «Ты забыл, что для доброго судьи служба есть священный долг, причем ему и в мысль не приходит временная корысть, и что ты делаешь из мзды, то он делает из добродетели». Понятно, что Татищев должен был произвести на Петра такое же впечатление, какое произвел на Геннина: понравиться он ему не мог, но в то же время нельзя было отрицать у него больших способностей. Петр не отправил Татищева на заводы, где он мог прилагать свою теорию о благодарности судьям, но отправил в Швецию для призыва потребных к горным и минеральным делам мастеров; при отъезде Петр поручил Татищеву осмотреть знатные строения, работы, горные промыслы, заводы, денежное дело, кабинеты, библиотеки и особенно канал Обигский, достать по возможности всему чертежи и описания; взять из школ молодых русских людей и раздать в Швеции для научения горному делу; смотреть и осведомляться о политическом состоянии, явных поступках и скрытных намерениях Швеции. Татищев возвратился в Россию уже по смерти Петра и представил отчет о полезных учреждениях в Швеции и вредных условиях. Нанимать мастеров в Швеции его не допустили; он мог принять в русскую службу только одного мастера, умеющего резать твердый камень и обтирать, но он успел раздать 16 русских учеников на разные заводы. В 1723 году приехали в Петербург ученики, которые в Париже учились философии: Иван Горлецкий, Тарас Посников, Иван Каргопольский. Петр велел Синоду освидетельствовать их в науках и определить к делу. Неизвестно, к какого рода русским ученикам в Англии относился указ 1723 года: «Ведомо нам учинилось, что некоторые из вас, будто боясь наказания за непорядочное житье в Англии, опасаются ехать по нашему указу в отечество: того для сим всемилостивейше повелеваем вам, чтобы по нашему указу, когда станет господин Гольден, купец английский, вас отправлять в Россию, чтобы без всякого прекословья ехали в отечество без всякой боязни, понеже мы всех, хотя кто что и непотребно сделал, во всем прощаем и милостиво обнадеживаем, что никакого наказания не понесут, но паче милостиво будут приняты, как уже некоторые из вас, приехав сюда, дела свои, чему учились, отправляют и награждены нашим жалованьем и домами».

Мысль о русской истории не переставала занимать Петра; если он видел по опыту Поликарпова, что рано было думать о ее сочинении, по крайней мере он хотел приготовить материалы к великому делу и в феврале 1722 года приказал из всех епархий и монастырей взять в Москву, в Синод, все рукописи, заключающие в себе летописи, степенные книги, хронографы и т.п., списать их, списки оставить в библиотеке, а подлинники отослать в прежнее место, откуда взяты. Составление истории своего времени Петр поручил Феофану Прокоповичу. Во время Персидского похода он думал об исправлении и пополнении этой истории и пересылал Прокоповичу указания. Прокопович отвечал ему: «Что присланным ныне вашего величества указом в достопамятной славных вашего величества дел истории пополнить и исправить мне повелено, то делом исполнить усердно тщуся. А понеже оная история не беструдно собиралась и не без того, чаю, что иные славные и знатные дела неведением или небрежением журналистов и без описания оставлены суть: того ради пришло мне ныне на мысль, дабы нынешний вашего величества поход обстоятельно был описан и, что где знатное и к истории достойное случится, не оставлено бы было, но все бы записывано с надлежащими обстоятельствы, а удобный к тому способ видится мне сей, чтобы повелено было наблюдать всех сих случаев и действ адъютантам или кому то наипаче прочих свойственно есть и, наблюдая вся сия, описывать им или объявлять определенным на то собственным журналистам, а те записки сообщалися б обретающемуся при вашем величестве в оном походе Лаврентию, архимандриту Воскресенскому, который содержать сие может и записывать будет без всякого украшения, простым стилем, из чего можно будет своим временем и с украшением историю сию собрать».