Книга из человеческой кожи

– Но что же делать с книгами? – негромко спросила Марчелла.

У Санто уже было готово решение, естественно. Он положил мне руку на плечо и сказал:

– Джанни, мы отнесем их в церковь. Все домашние возьмут в руки по одной книге и будут держать их, нежно и бережно. И мы закажем мессу по их изувеченным телам и освободим их души. А потом мы отвезем книги на новое островное кладбище, которое устроил Наполеон на Сан-Мишеле, и достойно предадим земле каждую из них.

Марчелла посмотрела на него с любовью и гордостью, и он поцеловал ее с такой нежностью, какой еще не знал ни Старый, ни Новый Свет.

Мингуилло Фазан

Они все-таки доконали меня. Мокрота хрипит и рычит у меня в горле, как волны, накатывающиеся на прибрежные камни, и я навеки проклят шлюхами-вегетарианками, которые отказываются есть мое мясо за любые деньги, и все из-за ямок на коже после черной оспы и недостающих пальцев. Я стал похож на освежеванный ходячий труп, у которого все тело превратилось в одну сплошную рану.

И еще я больше никогда не увижу свой Палаццо Эспаньол – и этим я тоже обязан им. Как я могу выставить себя на посмешище перед венецианцами, не имея ни пальцев, ни состояния?

Отныне моим домом стал Вальпараисо.

Потерю пальцев мне устроила художница Сесилия Корнаро. Я испытываю нечто вроде уважения к этой женщине за ее почти симметричную месть. Художница-портретистка нарисовала мое лицо, непоправимо усеянное оспинами, и не только. Я сжег ее творения и изуродовал ее руку, чего наверняка не забыл обладающий хорошей памятью читатель. Что же касается мести «око за око» или, точнее, восьми пальцев за два, мой хирург говорит мне, что этим дело не ограничится, по всей вероятности. Потому что сегодня я обнаружил потемнение у основания моего единственного уцелевшего большого пальца. А как я буду без него управляться со своим непрекращающимся зудом? Старым и новым зудом мужчины, который довел свою кожу до предела. Ведь почесывание обрубками кистей не принесет желаемого облегчения. Страницы же своих любимых книг мне придется переворачивать при помощи языка и зубов.

Мне говорят, как уже наверняка известно читателю, что Сесилия Корнаро действовала в одиночку.

Неужели читатель полагает меня таким простаком?

Кто научил художницу эпистолярному искусству убивать с помощью струпьев черной оспы?

Кто научил его испанскому языку, который позволил ему добраться до Арекипы?

Кто постарался, чтобы книга попала мне в руки?

И кто хранил, а потом вытащил на свет Завещание, которое окончательно лишило меня моего обожаемого Палаццо Эспаньол?

И от чьего имени действовала вышеупомянутая компания подвергая меня подобным унижениям?

Однажды, много глав тому назад, я составил список своих врагов, сожалея о том, что он слишком уж короток. И вот сейчас я делаю это снова, и с тем же унылым результатом, несмотря на то что число их несколько увеличилось – женщина-художница, шотландский торговец вычурной ерундой, Испанская мадам, которая, как я подозреваю, еще и подрабатывает, обучая языкам. Не слишком впечатляюще, вы не находите? Но им каким-то образом удалось объединить свою жалкую ненависть и свести воедино свои таланты, повергнув несокрушимого колосса.

Сердце мое гложет невыносимое и тоскливое осознание того факта, что мое падение лишь ускорил мертвый груз так называемых союзников, отличительной чертой которых является поразительная некомпетентность и беспомощность. Уродливая vicaria по незнанию могла бы оказать мне неоценимую услугу, убив мою сестру, но вместо этого пострадала из-за собственного тупого фанатизма. Сейчас она отбывает срок за убийство. Говорят, что в ее камере, среди кипы влажных чистых листов, которые она гордо именует «Житием Величайшей Святой, записанным Грядущим Ангелом», обнаружены языки двух епископов, похищенные из монастырской сокровищницы. А когда ей предъявили обвинение еще и в краже, она распяла собственный язык на двух прутиках, связанных вместе ниткой, которую она вытащила из мешка с мукой.

Испанская мадам из Каннареджио побывала в магистрате и рассказала там несколько басен, подтвержденных шлюхами, с которыми я провел несколько благословенных минут много лет назад. Я полностью отрицаю все выдвинутые против меня обвинения в убийстве Ривы Фазан, шутника и остроумца конта Пьеро Зена и даже моей супруги Амалии, которая упрямо отказывалась умирать. (Вчера я получил повестку из Венеции, в которой мне предлагается прибыть для дачи показаний по этим пунктам обвинения, включая похищение и заключение в неволю моей сестры. Никогда еще Вальпараисо не казался мне таким прекрасным, как сегодня утром.)