Читаем Книга Каина полностью

К прошлому следует относиться с уважением, но иногда его надо оскорбить, изнасиловать. Ему никогда нельзя позволять окаменеть. Человек узнает, кто он есть. Каин. Авель. И тогда он создаст образ самого себя, внутренне последовательный, но лишь пока этот образ благопристоен, он может позволить ему противоречить внешнему миру. Человек противоречит внешнему миру, когда, к примеру, он повешен.

Такие размышления приходят на ум… таково моё одурманенное наркотиками состояние, единственный свидетель которому я сам, всего лишь метафорический граф, предлагающий тебе вечную смерть, покончивший с собой сотней непотребных способов, упражнение в духовной мастурбации, игру, которая удастся, только если играть в неё в одиночестве… И я записываю всё это, пытаясь нащупать путь к тому, откуда я ушел.

Мне всегда было сложно вернуться обратно к повествованию. Это как будто я мог выбрать любое из тысячи повествований. А по поводу того, которое выбираю я, то оно со вчерашнего дня стало другим. Я успел поесть, попить, позаниматься любовью, поторчать — гашиш и героин — за это время. Мне приходит на ум судья. Плохо позавтракал и повесил деревенского парня.

Книга Каина. Когда все сказано и сделано, «мои читатели» не существуют. Одни лишь бесчисленные невнятные индивиды. Каждый норовит перемолоть меня на своей собственной мельнице. Я не отвечаю за цели, с которыми они это делают. Ни одна книга не несет никакой ответственности. (Софокл ничью мамашу не пялил.) Не избавлюсь от ощущения, что право на подобное отношение в современном мире должно отстаивать.

Одному Господу Богу известно, где находятся те естественные пределы человеческого знания, вне которых мы не обязаны охотно верить границам, навязанным нам невежественно-рациональным страхом опыта. Когда я обнаруживаю, что заперт в несокрушимых бетонных стенах чужого страха, меня одолевает яростное желание вопить с крыши здания: — «Вы, бля, пидарасы! Помогите мне, срать я на вас хотел!» — меня останавливает благоразумие. Но как подчас стоит наплевать на прошлое, также подчас стоит побороться с благоразумием. Предупреждаю.

Я заявляю, что навязывать мне свои непроверенные моральные табу — это хамство, нахальство и бестактность со стороны любого человека или группы людей: что это опасно, как для меня, так и, хоть они не подозревают об этом, для моралистов: что едва подобное табу оформляется в закон, создастся тревожный прецедент. История пестрит примерами, милейший прокаженный задушен моральными предрассудками своего времени. Бдительность. Поспорим о правовых приоритетах.

Изучая наркотики (Я ни на секунду не претендую на то, что мой интерес к наркотикам состоял исключительно в изучении действия оных… Познакомиться с данным опытом, быть в состоянии постичь, любыми средствами, безмятежность выгодного положения «вне» смерти, обладать такой жизненно необходимой техникой — позвольте просто добавить, что от моей способности достичь этой необходимой точки временами зависело мое душевное здоровье) — изучая наркотики, я был вынужден идти на серьёзный риск, и постоянно напарывался на совершенно дикие законы, контролирующие их употребление. Из-за этих неумных законов и общественной истерии, симптомом коей они являются, я несколько раз оказывался в двух шагах от петли. Я требую изменить эти законы.

Истерическая гимнастика правительств, объединившихся в борьбе с атомной бомбой, в точности повторяется в их борьбе с героином. На героин, весьма ценный наркотик, как о том свидетельствует демократическая статистика, выливаются всевозможные ушаты говна. Возможно поэтому джанки, многие из которых обладают юмором отчуждения, называют героин «говном».

Мы не можем себе позволить оставить потенциальные возможности наркотиков в руках нескольких правительственных «экспертов», как бы они себя не называли. Мы должны бдительно следить, чтобы жизненно необходимое знание оставалось доступно широкой общественности. Бегло просмотрите эту историю и вы в этом убедитесь. Я, заботясь об общественной безопасности, рекомендовал бы, чтоб героин (и прочие наркотики) лежали вместе с вразумительной литературой об употреблении и злоупотреблении на витрине любой аптеки (находить возможным, чтоб человек мог иметь оружие, а наркотики нет!), и каждый, кому исполнился двадцать один год, мог их открыто покупать. Это единственный безопасный способ держать наркотики под контролем. В настоящее время мы поощряем невежество, издаем законы, работающие на то, что в мире происходят преступления, готовим почву для одной из самых гнусных узурпаций власти всех времен… и так во всем мире…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Апостолы игры
Апостолы игры

Баскетбол. Игра способна объединить всех – бандита и полицейского, наркомана и священника, грузчика и бизнесмена, гастарбайтера и чиновника. Игра объединит кого угодно. Особенно в Литве, где баскетбол – не просто игра. Религия. Символ веры. И если вере, пошатнувшейся после сенсационного проигрыша на домашнем чемпионате, нужна поддержка, нужны апостолы – кто может стать ими? Да, в общем-то, кто угодно. Собранная из ныне далёких от профессионального баскетбола бывших звёзд дворовых площадок команда Литвы отправляется на турнир в Венесуэлу, чтобы добыть для страны путёвку на Олимпиаду–2012. Но каждый, хоть раз выходивший с мячом на паркет, знает – главная победа в игре одерживается не над соперником. Главную победу каждый одерживает над собой, и очень часто это не имеет ничего общего с баскетболом. На первый взгляд. В тексте присутствует ненормативная лексика и сцены, рассчитанные на взрослую аудиторию. Содержит нецензурную брань.

Тарас Шакнуров

Контркультура
Семь лепестков
Семь лепестков

В один из летних дней 1994 года в разных концах Москвы погибают две девушки. Они не знакомы друг с другом, но в истории смерти каждой фигурирует цифра «7». Разгадка их гибели кроется в прошлом — в далеких временах детских сказок, в которых сбываются все желания, Один за другим отлетают семь лепестков, открывая тайны детства и мечты юности. Но только в наркотическом галлюцинозе герои приходят к разгадке преступления.Автор этого романа — известный кинокритик, ветеран русского Интернета, культовый автор глянцевых журналов и комментатор Томаса Пинчона.Эта книга — первый роман его трилогии о девяностых годах, герметический детектив, словно написанный в соавторстве с Рексом Стаутом и Ирвином Уэлшем. Читатель найдет здесь убийство и дружбу, техно и диско, смерть, любовь, ЛСД и очень много травы.Вдохни поглубже.

Cергей Кузнецов , Сергей Юрьевич Кузнецов

Детективы / Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы