Книга Холмов (СИ)

  - Как чего, - ответил Свищур, раз уж Алейна убежала, - знамо дело, сиятельный Гвент их туда запродал. Навырост, чтобы сады удобрять.

  Выросший до огромных размеров, живой камень умирает и распадается на мягкие куски, которые медленно рыхлеют в мокрую, зернистую и очень плодородную почву. Вне Землеца зеленая пыль не плодится, поэтому из этой почвы уже не вырастут свежие маленькие каменья, но сама по себе она как лучший в мире чернозем. Еще бы, напитанная силами стихий земли, воды и жизни; в такой даже самый прихотливый цветок приживется, хозяйка земли, супруга барона или ярла сможет устроить роскошный сад на своей земле. Что до огорода, так посаженное в зеленой земле даст непревзойденный урожай четыре года кряду.

  - Камнями торгуете, значит, - уточнил Дмитриус, не в силах молча наблюдать за тем, как рэйнджер берет Алейну за плечо и поворачивает вглубь леса, чтобы показать самый гигантский живой валун, темнеющий впереди настоящей горой.

  - Не только, милсдарь рыцарь, еще и травы, коренья. Земля у нас особая, и все живое след магии несет.

  - Это ясно, все Холмы особые.

  - И пыль зеленую торгуем, из нее настойку дурную делают, от которой богатеи сходят с ума. Ну, не на совсем.

  Кел усмехнулся, вспомнив, как один раз пил 'Лужёную глотку', настоянную на зеленой пыльце.

  - И перекопом горбимся, нет-нет да попадется мерц.

  Мерцающие самоцветы были обычные корунды, но насыщенные силой стихий. Такие нередко можно найти рядом с крупным Истоком силы, а в Землеце их переплелось сразу три. Вот крестьяне и ходят круглый год с рыхлями, ситами да лопатками, перекапывая землю, даром что земля здесь живая и сама после раскопок затянется да заживет. Нет-нет, да найдется блестящий камешек: синий, водой напоенный, темный как гранит, или изумрудный, как свежая листва. Любой алхимик или маг дадут за него цену, ведь с таким камнем заклинание сильнее, а зелье или мазь и того подавно.

  - Вот кстати, - встрепенулся Винсент, - мерцы я бы посмотрел. Вы же дешево отдать можете.

  Свищур глянул на мага в прищур. Все самоцветы принадлежали, известное дело, мастеру Вильяму Гвенту. Как и вся земля, все, что она производит, и сами крестьяне: вписанные по вписке, а урожденные тут - как часть урожая. Хотя за найденные камни известный скряга давал премию в медных грошах, а торгануть из-под рукава значило потерять руку. Но выгода манила своим блеском даже не вылезавших из местных грязей крестьян.

  - Посмотреть-то можно, господин хороший, - сказал холмич. - Против глазу нет наказу. Главное, хех...

  Анна перестала слушать их разговор. Черноволосая восседала в повозке, которую уступил ей Винсент. Утопала в роскошном сером кресле, смотрела на мшистые, такие спокойные и надежные живые камни. И думала. Некоторые из них росли всего по двадцать-тридцать лет. Но встречались и долгожители, например, спереди слева виднелся огромный, выше кленов, валунище, ему как минимум триста лет. Большинство так не вырастают, но некоторые... Интересно, стоит ли здесь где-нибудь, в глухой сосновой чаще, живой камень, который начал расти в тот самый день?.. Месяца цвета, двадцатого дня, когда мир раскололся и взорвался радужным ливнем и огнем? Был ли здесь живой свидетель Нисхождения и всех столетий, прошедших с тех пор?

  Люди сражались с взбесившимся миром вокруг и смутой в своих рядах; племена сходились в поселения; поселения разрастались в города; города возглавляли лены; лены складывались в земли, а земли - в государства. Бесконечная война на выживание сменялась спокойствием и миром, мир срывался в пропасть новой войны, год шел за годом, как угрюмые воины в походном строю, роды шли за похоронами, все по кругу, десятилетие за столетием, события нарастали, как снежный ком, как лавина, как бушующее море пенных волн, где каждая волна - что-то важное, произошедшее с миром и людьми за семьсот тридцать два года созидания и борьбы, а пена - люди, свидетели и участники событий. Сколько же было этих волн, и как высоко взлетали некоторые, гигантские гребни. Даже боги успели вернуться! Даже незыблемая Охранная сеть рухнула в одночасье от титанической силы Просперо... и все это время, один незыблемый живой камень, возвышаясь посреди шторма событий, неторопливо, размеренно рос.

  Лисы своим непредсказуемым и извилистым путем мотались и скакали по Разнодорожью всего-то полгода, даже меньше. И хотя они стали заметными фигурами Мэннивея, но по правде говоря, что они и их деяния были в сравнении с долгим кружевом годовых колец внутри такого камня!.. Капля в море, даже не волна.