Книга кладбищ

— Чушь и глупость, — фыркнула миссис Каравей, продолжая срезать зимний цвет.

Сумерки наступили быстро. К половине пятого было уже темно. Ник бродил по тропинкам кладбища в поисках собеседников, но вокруг не было ни души. Он спустился к окраине кладбища, в надежде, что найдёт там Лизу Хемпсток, но там тоже было безлюдно. Тогда он вернулся к гробнице Иничеев, но даже она оказалась пустой: ни его отца, ни миссис Иничей нигде не было.

Ник почувствовал, как в нём зарождается паника. Животный страх одиночества. Впервые за десять лет он оказался совершенно один там, где всегда чувствовал себя в безопасности и в окружении своих. Он помчался вниз к старой церкви и стал ждать Сайласа.

Но Сайлас не пришёл.

«Может, я с ним разминулся?» — подумал Ник, но уже понимал, что дело не в этом. Тогда он поднялся на вершину холма и огляделся. Над ним, в морозном небе мигали звёзды. Под ним, у подножья холма, раскинулись затейливые узоры городских огней: фонари, вывески, фары машин. Там хотя бы происходило какое-то движение. Ник медленно спустился с холма и подошёл к главным воротам кладбища. Там он остановился.

Из города доносилась музыка.

Ник и раньше слышал музыку: он знал характерный перезвон фургончика с мороженым; узнавал излюбленные хиты работяг, которые крутили по радио; помнил мелодии, которые Кларетти Джейк играл мёртвым на своей пыльной скрипке. Но он никогда прежде не слышал такой музыки, как сейчас: последовательность торжественных раскатов, как будто прелюдия какой-нибудь симфонии или увертюра.

Он проскользнул сквозь запертые ворота, спустился по холму и оказался в Старом городе.

Первым делом он увидел женщину-мэра, которая стояла на перекрёстке. Она протянула руки и приколола булавкой белый цветок к лацкану проходившего мимо чиновника.

— Я не занимаюсь благотворительностью, — сказал чиновник. — Обратитесь к моему секретарю.

— Это не для благотворительности, — объяснила миссис Каравей. — Это просто местная традиция.

— Ах, вот оно что, — сказал тот и приосанился, выпятив грудь с белым цветочком на всеобщее обозрение, и, довольный, пошёл дальше своим путём.

Следующей оказалась девушка с коляской.

— Блин, а это зачем? — спросила она, подозрительно сощурившись, когда мэр подошла к ней поближе.

— Один для вас, один для вашей малышки, — сказала миссис Каравей.

Она приколола один цветок к пальто девушки, а другой приклеила скотчем на курточку ребёнка.

— Блин. Так это зачем? — повторила девушка.

— В Старом городе такая традиция, — немного рассеянно ответила ей мэр. — Какая-то вот такая традиция.

Ник пошёл дальше. Всюду ему попадались люди с белыми цветочками. На других перекрёстках он встретил мужчин, которые приходили на кладбище вместе с мэром, и сейчас они стояли с корзинами и раздавали цветы прохожим. Некоторые отказывались, но большинство принимало дар.

Музыка продолжала играть. В ней было что-то величественное и странное, на грани восприятия. Ник прислушался, пытаясь понять, откуда идёт звук, но тщетно. Он был повсюду, как будто сам воздух состоял из музыки. Её играло всё: трепещущие на ветру флаги, навесы витрин, шум транспорта вдалеке, стук каблуков по сухому булыжнику…

Ник наблюдал, как люди идут по домам, и заметил странность: они все шагали в такт музыке.

Корзина бородача в чалме почти опустела, когда Ник подошёл к нему.

— Извините, пожалуйста, — произнёс Ник.

Мужчина вздрогнул.

— Ох! Я тебя не заметил, — сказал он, немного сердясь.

— Простите, — сказал Ник. — Можно мне тоже цветок?

Мужчина в чалме посмотрел на Ника с недоверием.

— А ты здесь живёшь? — спросил он.

— Ну да, — ответил Ник.

Мужчина протянул ему цветок. Ник взял его и тут же вскрикнул, потому что его больно кольнуло в основание большого пальца.

— Осторожно, там булавка, — сказал мучжина. — Его нужно приколоть на одежду.

На большом пальце Ника образовалась алая капелька. Он слизнул её, пока мужчина прикалывал к его свитеру цветок.

— Что-то я раньше тебя здесь не видел, — сказал мужчина.

— Я правда здесь живу, — сказал Ник. — А зачем нужны цветы?

— В Старом городе есть такая традиция, — объяснил мужчина. — Она появилась задолго до того, как город разросся до нынешних размеров. Когда зимний цвет цветёт на кладбище, что на холме, его срезают и раздают всем жителям города — мужчинам и женщинам, старикам и детям, бедным и богатым.

Музыка становилась громче. Ник задумался, не потому ли он стал её лучше слышать, что на нём теперь был цветок. Как будто вдалеке барабаны отбивали ритм, а повторяющаяся мелодия как будто специально была создана, чтобы шагать ей в такт.

Ник никогда раньше не гулял вне кладбища просто так, глазея по сторонам. Он брёл по улицам и не помнил ни о запрете уходить с кладбища, ни о том, что сегодня мёртвые покинули свои места. Он был весь поглощён Старым городом, когда дошёл до сквера на площади перед зданием ратуши — теперь там находился музей и туристический центр, а городской совет переехал в гораздо более презентабельное (а также более серое и скучное) офисное здание в другом конце города.