Вел этот отряд, которому было поручено отомстить за нападение на Индиан-Ки, один из рабов Хаусмана по имени Джон. Сам хозяин острова предпочитал звать его Нептуном — дело в том, что этот невольник боялся моря и мог работать только на пристани, где обычно первым встречал возвращавшихся с промысла людей Хаусмана. Нептун и еще одна рабыня, работавшая в доме Треворов, вместе с двумя их детьми были уведены индейцами, разгромившими поселение на Индиан-Ки. Возможно, они ушли по доброй воле: так поступали многие невольники, потому что краснокожие обращались с ними гораздо лучше, чем белые. А может, их никто и не спрашивал. Как бы там ни было, Нептун то ли отстал от них, то ли сбежал и через какое-то время вернулся к Хаусману на Ки-Уэст, после чего хозяин одолжил его в качестве проводника полковнику Харни. Enfin, солдаты, передвигавшиеся на каноэ, обнаружили индейцев, устроили им засаду, и в завязавшейся схватке семинолы потеряли пятерых воинов, среди которых оказался и сам Чакаика. Еще пятерых каратели задушили удавками, потому что лодки военных были недостаточно устойчивыми, чтобы перевозить в них пленников.
После этого рейда по тылам противника, в конце 1841-го и в начале 1842 года, число военных кораблей в районе Флоридских островов было удвоено. Вскоре примерно шести сотням морских пехотинцев удалось выгнать из южных болот почти всех засевших там индейцев, кроме самых отъявленных смутьянов. Остальные их соплеменники были к тому времени либо умерщвлены, либо переселены на Запад. Таким образом, Семинольским войнам был положен конец, сначала силой оружия, а потом властью закона, и те, кто имел куда большее право притязать на Флоридские земли, чем белые поселенцы, потеряли их навсегда.
Однако несколько сотен поселенцев с острова Индиан-Ки, пострадавших во время военных действий и разъехавшихся кто куда, не выгадали ничего. Многие из них подались на север, а другие — бывалые люди вроде Хаусмана и потерянные души вроде нас — уплыли на юг, к острову Ки-Уэст, чтобы там начать все заново.
Историки говорят, что оборона острова Индиан-Ки закончилась поражением. На самом же деле она стала злой насмешкой судьбы для всех ее участников.
Мы шли то на веслах, то под парусом, а иногда одновременно и так, и так, и успешно достигли острова Ки-Уэст, отклонив по дороге любезное приглашение капитана повстречавшегося корабля: он предложил взять нас на борт и высадить у мыса Кейп-Флорида, где мы смогли бы дождаться парохода в Сент-Огастин. Другие же беглецы были подобраны шхуной американского флота, ставшей на якорь близ острова Ти-Тейбл-Ки; там они и сообщили мичману о подробностях того, что уже называли «резней на острове Индиан-Ки».
Этот офицер, в чьи обязанности входила забота о страдавших от морской болезни, решил предпринять контратаку силами дюжины своих подопечных, причем половину из них укачало, а вторую половину — укачало до смерти. Собрав таким образом экипаж барки, превращенной в канонерскую лодку с привязанными к банкам лафетами двух четырехфунтовых пушек, он повел свой корабль на врага. Но когда команда при помощи шестов подвела эту калошу к занятому противником пакгаузу и выпалила из пушек — этот грохот вселил надежду в наши сердца, — отдача оказалась столь велика, что веревки лопнули и орудия укатились в море прямо на лафетах. При таком обороте событий мичман счел за лучшее не искушать судьбу и воротиться на шхуну, чтобы защитить ее от дикарей, если тем захочется напасть на нее. Однако индейцы близ шхуны так и не появились. Вместо этого они продолжали грабить остров, откуда уплыли в конце дня на тяжело нагруженных каноэ, до отказа набитых трофеями.
Я часто спрашивала себя: интересно, что забрали с собой индейцы из нашего «логова ведьм»? Или они просто спалили дом, как таверну, пакгауз и пирсы? Не знаю. Но мне очень хотелось бы узнать ответ, тем более что колесо событий того года стало набирать обороты после нашего неожиданного отъезда с Индиан-Ки. В суете я так и не собралась поразмыслить над тем, с чего все началось, и сопоставить кое-какие факты. А ведь многое могло бы сойтись.
Но этого не случилось, и прошлое затянуло завесою дыма, скрывшей и Хаусмана, и его разрушенное поселение. Уже через месяц его там не было: он предпочел убраться с острова подобру-поздорову. Когда бывшего владыку Индиан-Ки настигла длань закона и принялись донимать кредиторы, он был вынужден продать на аукционе все, что у него оставалось. Однако это не принесло ему счастья, вовсе нет. Если вам интересно, откуда я это знаю, то сообщу вам: он сам мне это сказал. После смерти Себастьяны ничто не мешало Хаусману ругать и обвинять нас во всем, горько и непристойно. Enfin, я бы не придала значения его брани и не упоминала бы об этом, если бы он не оговорил нас публично, да еще в такой день, когда мы чувствовали себя полными надежд и счастливыми; из нас пятерых одному Каликсто уже доводилось бывать на аукционе.