Книга Корешей

Трэй спит в тюрьме как бэйби. Максимка берет его делюгу — маникюрно, как нейрохирургия выполненный помощниками Вонг кейс, и старательно копирует лицензионный продукт для бедового Исы. За пачку печенья.

Все что нужно это поменять имя, год рожденья и другие исходники, хотя даже в этих данных Иса умудряется путаться. Именно такие граждане и нужны Америке — бессловесные, платящие налоги приложения к Уберу от айфона.

От всей пустопорожней кармической деятельности — заполнения форм, диалогов с сонным Тэ, Исой, Али и гребанным Джоном Кошкой -у меня одно спасенье — библиотека тюрьмы. Сорок пять минут счастья в сутки. Заряжает на целый день.

Моя детская и библиотека отца были в нашем доме одной и той же комнатой. Думаю, именно поэтому в моих близких отношениях с книгами есть что-то фрейдистское. Читатель я ленивый и медленный, но сам поход в библиотеку или книжный сродни паломничеству в Мекку.

Баскетбольная команда нашего Кливленда уже два года выходит в финал НБА. Но разве можно сравнить это и книги? Ради книг и одиночества я жертвую сорока минутами свежего баскетбольного воздуха в день. Это не есть хорошо, но душевный баланс важнее.

Я знаю в бараке всех, кто читает книги. По этим данным мне кажется я читаю их самих. Книг набираю на всех и лентяи ждут меня, как ждут вождя племени, забившего мамонта для барбекю.

В библиотеке пол из фальшивого паркета. Потолок высокий, как в домах сталинского времени. Под самым потолком ряд больших окон. Окна так высоко, что на них даже решеток нет — все равно не добраться. В солнечный день через них золотом льёт солнце, оставляя прямоугольники и ромбы на жёлтом паркете. Если прижаться к задней стене библиотеки и привстать на цыпочки в окнах можно разглядеть большой и ленивый американский флаг.

Я мечтаю, чтобы мне в библиотеке поставили кровать и я сидел бы тут совершенно один, как граф Монте-Кристо или доктор Ганнибал Лектор.

Еще в библиотеке я встречаюсь с таинственной незнакомкой. Здесь несколько женских бараков, но все расписания и процедуры выстроены так, чтобы мы с девчонками не пересекались ни в коем случае.

В библиотеке работает портал. Девчонки приходят сюда — только в другое время. И книги они берут те же, если не считать развалов женских сердечных романов, которые я из снобизма даже не беру в руки.

Незнакомка моя обитает на вещицах типа «Корабельных новостей» Энни Пру, «Пигмалиона» Шоу и «Жизни Пи» Яна Мартеля.

Девушка нежна и эмоциональна. Она пишет заметки на полях прямо по ходу чтения. Я радуюсь каждой ее заметке, смайлику или робкому рисунку на форзаце.

Кто же она? Ну, понятное дело — американка. Здесь ли она или надписям пара лет — как и тем, что на стенах баскетбольной площадки. Хотя там как правило «фак ю» или «фак ниггаз». А здесь цветочки, кружево, солнце. За что держат в тюрьме тургеневское создание?

Сижу всего два месяца, а уже прихожу в волнение от девичьих рисунков и округлого, как бедра, почерка. Похоже — не только я. Американцы — из уголовных отсеков — пытаются завязать с ней чат. Каждый — в меру испорченности.

Кто-то дает спецификации по размерам и обхвату члена. Кто-то цитирует поэтов. Кто-то даёт номер мобилы и указывает время созвона. Если на одну и ту же мобилу позвонить одновременно с мужского и женского бараков — владелец мобилы может устроить звонок-конференцию, как цифровой амур.

Иногда я тоже порываюсь ей написать. Но дальше планов дело пока не идёт. Мне уже не шестнадцать и лапать хрустальные замки заурядной физиологией совсем не тянет. Любоваться можно и так, правда?

Сегодня в библиотеку со мной прорвался юный Санджайка Бисва. Я не то чтобы расстроен вторжением в мое сакральное библиотечное пространство, больше удивлен — Непал обычно не читает книг ни на одном языке мира.

Наверное приперся на турник — который торчит тут же в углу библиотеки и похож на железную виселицу времен кроважадных пилигримов. Непал действительно подтянулся разок-другой, обнаружив смуглый пупок под задравшейся полосатой распошонкой.

Потом вдруг развалился прямо на полу библиотеки в пятне солнечного света из потолочного окна. Солярий себе устроил — сытый, упитанный кот. Детская непосредственность.

Я сделал еще пару кругов по библиотеке — в тюрьме вы всё время ходите кругами, да и улегся в соседнее от Бисвы солнечное пятно из другого окна. Солнце и правда недурно прогревало. Просто здорово! От живого тепла хотелось мурлыкать и жмуриться.

Солнце находилось в непрерывном движении — пятно нежно поднималось с ног на грудь, потом на голову, а потом приходилось отползать по полу вслед живому зайчику. Похоже на игру. Солнце у нас над головой. Солнце, а не только мертвый черный глаз камеры наблюдения. Я закрыл глаза, чтобы забыть о камере. Сквозь веки солнце было розовым.

- А хорошо-то как, Непал! Загорим мы с тобой сейчас непадеццки, как Дональтрам в фамильном склепе.

Санджайка приподнял голову на локте и поспешил согласиться:

- Та! Карош! Сонце — карош! Погода там — каррош. Та!

- Карош -закивал я- Просто чудо как карош, чего уж там!

- Ноу ворк — карош. Турма — карош! Ноу проблем.