Книга крови

– Тебя бы просто стёрли. Ты бы перестала существовать. Ни рая, ни ада не существует. Не существует даже понятия «ничто». Конец – это действительно конец. Наши мысли и воспоминания, всё то, чем мы когда-то были, просто пропадают. Именно поэтому мы не в состоянии представить себе, как это бывает. Это за пределами наших возможностей.

Представление о посмертном небытии действительно пугало Фурию, но она не хотела показывать это Зибенштерну.

– Раньше беседовать с тобой было веселее.

– Раньше у меня была надежда.

– О господи, Северин! – Фурия таращилась на него чуть дольше, чем обычно, потом покачала головой и продолжила восхождение.

Внезапно на них посыпался град из угольной крошки – посыпался и тут же закончился. Такие странные вещи в этой про́клятой Богом местности происходили постоянно, и Фурия считала, что название «Забытые земли» было прямо-таки комплиментом по сравнению с фактическим положением дел в ночных убежищах.

В любом случае мутировать, как чернильные поганки и кролики, она не успеет: в ближайшем будущем идеи уничтожат этот край.

Фурия не могла не думать о младшем брате Пипе и остальных обитателях имения, в том числе об экслибре, полагавшем себя Джимом Хокинсом, главным героем романа Роберта Льюиса Стивенсона «Остров Сокровищ», одной из её любимых книг. Раньше, когда девочка слышала о том, что читательницы влюблялись в книжных персонажей, она считала это глупым ребячеством, теперь же замечала, что сама тратит кучу времени, сравнивая Джима из романа с Джимом, которого встретила в Санктуарии. Про персонаж она помнила всё – роман Стивенсона читала раз двадцать, – а вот живой мальчик, встреченный ею, оставался для неё загадкой. Фурия успела обменяться с ним всего парой слов, однако не могла отделаться от ощущения, что знала его давно и хорошо. Она вспоминала его смелость и решительность, его наивное желание сразу же довериться людям, которые использовали его во имя собственного блага. В романе Джим купился на лесть одноногого пирата Джона Сильвера, а после того как выпал из книги – на притворную симпатию баронессы Химмель.

Фурии казалось, что она знает Джима, не будучи знакомой с ним. Это был примерно такой же идиотизм, как, например, прогулка с Зибенштерном по этой бесплодной пустыне. Может быть, в её истории старик тоже играл роль Джона Сильвера, демона-искусителя, чьим уговорам она не могла противостоять, несмотря на доводы рассудка.

Наконец они добрались до вершины. Фурия обернулась и протянула своему спутнику руку, чтобы помочь ему перебраться через последнюю трещину. Такие трещины на самом деле были стыками плит, из которых были сделаны ночные убежища, – стыками, которые, словно неправильно подобранные кусочки пазла, не совпадали друг с другом.

– Не волнуйся, – произнёс Зибенштерн, заметив опасливую осторожность, с которой она смотрела на трещину. – Эта часть ночных убежищ относительно надёжна.

– Я слышала, что плиты постоянно движутся.

– Во всех остальных местах – да, а здесь – нет.

Фурия бросила взгляд вниз, в долину, из которой они поднялись сюда. Практически всё обширное пространство, местами даже захватывая склоны гор, занимал лагерь чернильных поганок – целое море палаток и покосившихся от ветра загородок размером с небольшой город. Между хлопающими на ветру палатками и причудливыми постройками из разнообразного материала, оставшегося в убежищах после войны, мерцали огоньки костров.

Жилище Федры, в котором Фурия пришла в себя после встречи с идеями, располагалось около горного склона и представляло собой старый блиндаж с потрескавшимися стенами и земляным полом. Война закончилась около сорока лет назад, однако вещи, пережившие войну, выглядели гораздо старше. Губительный климат Забытых земель ускорял распад – это касалось как живой, так и неживой природы, а также рукотворных предметов.

– Ты ещё не бывала в лагере? – спросил Зибенштерн. На самом деле он сам не хуже Фурии мог ответить на этот вопрос: с момента появления девочки в приюте и до настоящего момента он не спускал с неё глаз.

Фурия покачала головой:

– Федра не разрешала.

– А я-то думал, что запрет только раззадорит тебя спуститься.

– Возможно, мне так и следует поступить. Пока ещё есть время.

Зибенштерн махнул рукой:

– Существуют вещи и поважнее!

Фурия действительно думала, что старик потащил её наверх, чтобы с высоты показать ей лагерь – во всём масштабе и во всей неприглядности нужды, в которой прозябали чернильные поганки. Костры в долине освещали лишь малую часть обширного поселения. Над палаточным городом, словно дырявое чёрное одеяло, раскинулась вечная темень мира ночных убежищ. Там, внизу, жизнь бессмысленно копошилась, словно в гигантском муравейнике, с различных концов которого доносился ритмичный стук барабанов. Чернильные поганки всё время устраивали какие-то свои странные церемонии и исполняли не менее странные обряды.

Зибенштерн загородил Фурии вид в долину:

– Обернись.