Книга Лазаря

Проживая стремительно исчезающие дни, Василий постепенно приспособил свое существование к серой обыденности, отгородив ее от себя прочной внутренней стеной, и пересекал этот барьер только для того, чтобы сходить в магазин или, как сейчас, выпить кофе. К людям, которых он выделял из сообщества «стоящих в очереди», Василий в силу детской привязанности относил только свою бабушку Регину и некоторых женщин, когда ему доводилось вступать с ними в интимную связь. Хотя женщины попадали в данную категорию только на время самой связи.

Но иногда, чаще всего зимними унылыми питерскими вечерами, при тусклом свете желтой лампы на него накатывало тяжелое тревожное ощущение отсутствия чего-то важного внутри себя. Чего-то эфемерного, потерянного или недополученного раньше. Порой казалось, что там, за окном, у других это непонятное «что-то» было. Впрочем, такое настроение надолго не задерживалось, и его с легкостью можно было приписать заурядному петербуржскому сплину.

Самой серьезной проблемой своей жизни он считал собственное имя. В его звучании Василий всегда чувствовал нечто фальшивое и совершенно ему не подходящее. Словно в детстве выбрал неудачный псевдоним, в котором какие-то буквы были лишними или, наоборот, каких-то не хватало. Насколько он помнил, к фамилии Копылов привык достаточно быстро, но имя, когда кто-либо произносил его вслух, вызывало у него определенное физиологическое раздражение. Как если бы, надев шерстяную варежку, он елозил ею по оконному стеклу.

В начальной школе бабушка на одном из детских утренников публично назвала его по-домашнему – Василек, и вся его школьная жизнь покатилась по ухабистой дороге вплоть до десятого класса. Мало того, что глумливые учителя принялись злоупотреблять этой уменьшительно-ласкательной формой в случае любой его провинности, но и одноклассники сочли своим долгом называть его только так. Не забывая при этом добавлять остроумные детские рифмы, оканчивающиеся на «ек».

Равнодушно и презрительно перенеся все эти микросоциальные трудности, Василий, пройдя через серьезный пубертатный взрыв на летних каникулах, появился в десятом классе симпатичным двухметровым широкоплечим парнем с пудовыми кулаками и гривой густых черных волос. Шок, который испытали одноклассницы, был несравним с проблемами мужской составляющей класса. Несмотря на то, что Василий не любил драться, некоторую склонность к насилию он все-таки начал в себе чувствовать. Чем и не преминул воспользоваться. Не прошло и месяца, как при каждом его появлении в школе парни начинали выстраиваться в очередь только для того, чтобы уважительно пожать ему руку.

Было интересно и странно наблюдать внутри себя вспышки холодной всепоглощающей ярости, которая, не замутняя рассудок, требовала немедленных физических действий, чаще всего насильственного характера. Василий поделился своими наблюдениями с бабушкой, и та заметила, что это нормально, назвав подобные вспышки побочным эффектом. Однако Василий так и не понял причины появления такого эффекта и до самого выпускного уверенно и невозмутимо поддерживал с одноклассниками ровные неприязненные отношения. Гораздо сложнее и интереснее складывалось общение с одноклассницами, которые к окончанию школы в основной своей массе полностью созрели и томились невыносимыми муками разбитых сердец, по черепкам которых Василий часто маршировал чеканной поступью римского центуриона. Дело было даже не в том, что он имел преимущество в габаритах и внешности по сравнению с другими подростками мужского пола, и не в том, что получал высокие отметки по всем предметам, не прилагая для этого серьезных усилий.

Самым главным достоинством Василия была его бабушка, Регина Михайловна Копылова, которая еще при советской власти имела звание пенсионера всесоюзного значения и увесистую шкатулку государственных наград, среди которых были и боевые ордена. После экономического спада в начале девяностых государственность в России начала бурно возрождаться, и статус Регины Михайловны вместе с ее пенсией резко пополз вверх, что отразилось на материальном благополучии их маленькой семьи. Так что Василий даже в самое сложное время одевался и выглядел, как отпрыск полноценной буржуазной династии, да и на кармане имел немаленькую сумму денег.

Мать его, как ему рассказывала Регина, умерла при родах, впрочем, так же же, как и сам будущий Василий. Мертвого новорожденного после положенных процедур реанимации отправили в морг, где он и ожил на четвертый день, огласив гулкое подвальное помещение громким криком восставшего из мертвых. Санитара морга увезли в соседнее отделение с инфарктом, а главный врач получил очень строгий выговор. Объяснить природу такого воскрешения медицина не сумела, и Василий принялся жить.