Джун смотрел на то, что могло принести ему свободу. Вряд ли, когда он окажется за территорией больницы, его осмелятся преследовать. У нас свободная страна, так ведь? А свобода одного человека кончается именно там, где начинается свобода другого человека. И вы, господа, свободу этого другого человека нарушаете. Я имею право делать с собой все что угодно.
Даже загонять себя в гроб.
Он посмотрел на Сайто-тян, склонившуюся на стуле.
«Мастер…»
Забывшись, он издал слабое рычание. Тут же обругал себя и прикусил язык: Сайто-тян слабо заворочалась на стуле. Он застыл, боясь шевельнуться, и мерное сопение возобновилось. Ничего, скоро она заснет крепче.
«Мастер…»
Он вновь посмотрел на ножницы. Затем на Сайто-тян.
— Мастер…
Что?..
На висках мгновенно выступила ледяная испарина. Джун не шевелился, боясь, страшась, ужасаясь тому, что ему могло почудиться.
— Мастер…
Сдавленный, слабый всхлип донесся откуда-то справа.
Он рывком повернул голову, уже не заботясь о шуме.
Там, за спиной Сайто-тян, в глубине небольшого зеркала… Сперва он принял это за игру лунного света. Но вот ветер колыхнул гардины, и серебристая паутина запрыгала по стенам — а облачко белесого тумана осталось.
— Я нашла тебя, мастер…
— Кира… кишо?.. — разлепил спекшиеся губы Джун.
— Ты прогнал меня тогда… Прогнал и проклял… Зачем, мастер? Ведь я… твоя кукла.
— Киракишо, я был глупцом. Прости меня…
— Я давно простила тебя, мастер… Отец, подлинный Отец, вот я здесь, перед тобой. Скажи… прощена ли я?
Взрыв Вселенной — в одной фразе.
— И я давно тебя простил… если был вправе это делать. Что с твоим лицом?
— Я сражалась… с порождением ненависти и любви. Нет, с самою Любовью. И проиграла ей. Я слаба, мастер…
— Что с тобой?
— От меня почти ничего не осталось. Я могу умереть в любой момент… Но я не умру, ведь тот, кого нет, не умирает.
— Кира…
— Раны скоро зарастут. Очень скоро… Но что с тобой? Я ощущала твою боль, твой гнев, твою слабость… Что случилось?
— Я предал тебя. Дважды предал.
— Нет…
— То, что я создал… Оно не годится для тебя. Мне придется начать все с самого начала.
— Нет, мастер, нет… Я не об этом. Что с тобой, как ты? Как чувствуешь себя?
— Важно ли это? Я… прощен…
Обрывок сдавленного кашля прорвался сквозь губы наружу тихим шипением.
— Мастер, что с тобой? Не умирай!..
— Не волнуйся… это просто слабость. Создавая тебе тело, я не следил за своим.
— Глупый, бедный глупый любимый мастер… Я ведь никуда не исчезну. Ведь меня нет. А ты?
— Чего стоит моя жизнь?
— Многого. Очень многого, Отец. Мне ведь подходит любое тело, даже неказистое, даже грубо сработанное. Я всегда буду собой — с тобой.
— Кира…
— Мастер!
— Кира, не плачь. Все будет хорошо. Меня вылечат.
— Я… я тоже могу вылечить тебя, мастер. Иди ко мне. Но… ты связан? Что за злодеи сделали это с тобой?
— Они не злодеи. Они просто не хотят, чтобы я покалечился.
— Глупые люди! Ты можешь высвободиться?
— Могу… если постараюсь.
— Давай же, постарайся! Иди ко мне… Я жду тебя!
Лунный свет играл бликами белого золота на лице Сайто-тян.
Тишина.
— Прости, я не могу. Я обещал.
— Мастер…
— Кира!
— Все хорошо… все хорошо, мастер. Я привыкла ждать. И я подожду еще.
— Прости меня, пожалуйста…
— Я буду ждать мастер. Столько, сколько понадобится.
— Кира… побудь со мной еще немного?
— Конечно, Отец.
Свежий ветер гнал рябь по поверхности зеркала. Джун смотрел в бледно-желтый, сочащийся слезами глаз, и мрак тяжелого сна наваливался на него.
А ножницы-то не спря…
Антракс
Звезды, как говорил некий демон, знают все. Не помню, правда, чтобы он пояснял, в какой именно области расположено их всезнание. Возможно, именно что во всех. Во всяком случае, очень хочется в это верить.
Когда хоть еще кому-нибудь на свете известно, как херово может быть — это изрядно подслащивает пилюлю.
Какая же, однако, интересная штука — это ваше Н-поле. Темно, как у негра в жопе, а видно всё. Гравитации нет — верх и низ есть. Летать можно — ходить нельзя, негде. Города и замки лепятся, как пластилиновые — живого не сотворить. Мир одностороннего всемогущества.
Некротично как-то прозвучало. Впрочем, в формулировках ли дело?