Книга магии

Когда я вернулась, он курил сигарету. В центре стола стояла папина старинная стеклянная пепельница. Я возмутилась, что он тянет лапы к моей собственности, но, как выяснилось, то были еще цветочки.

– Черт возьми, Фарки! Где ты взял сигарету?

Я догадывалась и боялась ответа.

– В ящике с волшебным хламом, – тихо признался он.

Фарки ссутулился и втянул голову в плечи, как нашкодившая псина, которую сейчас стукнут по лбу газетой.

– Там еще зажигалка была, – добавил он и щелкнул ею перед моим носом.

Не какая‐нибудь пластмассовая дешевка: серебряная «Зиппо».

– Черт бы тебя побрал!

Я шагнула к комоду и притронулась к ручке ящика. Мертвый. Полностью разрядился. Никакого жужжания.

– Фарки, я подпитывала и заряжала его целый месяц. И как раз в тот самый момент, когда он нам может понадобиться, ты сжигаешь магическую силу из‐за дурацкой сигареты!

– Но мне нужна была сигарета! – заскулил гаденыш. – И ящик, словно он помнит меня, дал мне хорошую зажигалку.

– А я подпитывала его целых два месяца и ничего не просила! И если он нам срочно понадобится, то…

Я задохнулась от гнева. Фарки. В этом весь Фарки. Каким местом, черт возьми, я думала, впуская его в дом? Я шумно плюхнулась на стул.

– Селма, – процедила я сквозь зубы.

– Да-да, я помню.

Он затянулся и стряхнул пепел с сигареты.

– Как я уже сказал, старушенция потащила обувную коробку к машине. Я обогнал ее, чтобы открыть дверцу, и подумал, что раз она накупила всякой всячины, то возвращаемся домой. О'кей. Я захлопнул дверцу, залез в машину и не успел ничего спросить, как вдруг она командует: «Поезжай». А я: «Куда?» «Поезжай, кретин». Ну, еду.

Фарки глотнул кофе и обвел глазами кухню.

– Боже, как же хочется есть.

Он бросил жалостный взгляд на банку с печеньем, зная, что это «собачья радость». Я достала пару бананов. Он сразу очистил свой, откусил половину, пробубнил что‐то с набитым ртом. Сигарета – в одной руке, банан – в другой. Я ненавидела его, хотя это не имело смысла, я же знала, чего от него ждать.

– Я проехал с квартал, когда сзади донесся знакомый звук. Когда‐то у меня была собака, любительница пожевать пластмассу. Такое сочное чмоканье забыть невозможно. Я посмотрел в зеркальце. В коробке лежали зеленые пластиковые солдатики. И тут я увидел, как миссис Мего положила в рот «ползущего пехотинца» и откусила. Раскусила его пополам и жевала с открытым ртом, шумно дыша носом и ртом одновременно. В зубах ее торчали зеленые кусочки. Она жевала пластик, как засохшую ириску, споро работая челюстями, полуприкрыв глаза, словно в экстазе. Я не знал, что и подумать, поэтому просто вел машину. Она сожрала все содержимое коробки! Потом сказала: «Вези меня домой». Привожу, открываю дверцу, она свешивает ноги, юбка задирается, и я думаю, что для старой дамы ножки в черных чулках слишком хороши. Она протягивает мне руку, как какая‐нибудь принцесса, и, когда я подаю ей свою, выходит из машины, и – святые угодники! – передо мной уже совсем и не старуха. Ну, конечно, и не девчонка, а из тех дамочек среднего возраста, с которыми можно неплохо провести время. Лицо ее покрыто потрескавшейся коркой из пудры, и она командует: «Отнеси еду в кухню». Она заходит в дом, я несу покупки и кладу их на кухонный стол, а ее там нет. Вылизанная до блеска кухня, пустые столы. Я хотел положить продукты в холодильник, но это была не еда, а бумажные полотенца, моющее средство и тому подобное. И ухожу.

Я молчала. Первое, что пришло на ум, «пикацизм» – извращенный аппетит. В моей школе была девчонка, которая срывала пуговицы с пальто и ела их. В детском саду ребятишки иногда едят зубную пасту. Люди с пикацизмом лакомятся самыми необычными вещами. Но сжевать целую коробку пластиковых солдатиков – это уже перебор. Старческое слабоумие? Никогда о таком раньше не слышала и понятия не имею, как с этим бороться. Да и надо ли? Старушка ест детские игрушки, при этом молодеет. Кому это мешает?

Фарки встал и выбросил банановую кожуру в ведро под мойкой. Он с тоской оглядел кухню. С ней много чего было связано, как у него, так и у меня. Он забегал перекусить после школы, поиграть в «Волшебные карты» или «Ключ» за этим самым столом. Подростком он приходил к моему папе залечивать раны после драк, когда у него никого не было дома. Мое сердце ожесточилось. Он сам виноват в том, что здесь ему больше не рады. Не плюй в колодец…

– Селма, – напомнила я.

– Да-да.

Он вернулся к столу.

– Вот так все и было. Дважды в неделю. Я должен был возить ее к врачу, в аптеку, в банк. Но мы ездили на распродажи. За игрушками. И всегда одно и то же: поднимает, держит, потом покупает. И все съедает! Сорок пять предметов из «Радуги» лягушонка Кермита, игрушечных роботов из «Броска «Коб». Изрядно потрепанную «тряпичную Энн» миссис Мего разорвала зубами, как собака, и съела. И всегда одинаково: выходит из дому старая дама, а возвращается женщина средних лет.

– Селма, – снова напомнила я.

– Да. Насчет нее… Это вообще кошмар. Она снимает маленький домик на Джей-стрит, ты знаешь.

– Да.