Книга магов (антология)

Устройство поединка было поручено Оджьеру Датскому. Он велел своим людям огородить часть большой поляны, убедившись сперва, что местность ровная, без наклона, и поделив между противниками солнце — так, чтобы с утра оно одинаково светило обоим, никого не слепя. Затем он занялся выбором доспехов. И это стало тяжелой задачей — Пинабель был огромен, Тьедри — мал ростом, и дать им одинаковые мечи означало погубить Тьедри в первых же минутах поединка. А такого исхода Датчанин не желал.

Сперва он выбрал для Тьедри правильный франкский меч, скромного вида, с рукоятью, окованной железом. Потом предпочел другой — с рукоятью в виде кубка, с прямой крестовиной, лучше защищающей руку, чем крестовина франкского меча, и с довольно длинным клинком. Этот меч нашелся среди прочей испанской добычи и был выкован умелыми сарацинскими руками и из хорошего металла.

Зная, что у Пинабеля достаточно сарацинских доспехов, Оджьер стал искать кольчужный панцирь для Тьедри из золоченой проволоки. Ему хотелось, чтобы защитник Роланда вышел на поединок блистающим, как солнце, а не в тусклой кожаной чешуе. К тому же сарацинский доспех имел длинные рукава, а франкский кожаный обычно был либо без рукавов, либо с короткими, не доходящими до локтя. Оджьеру принесли несколько на выбор, и он взял тот, что длиннее, полагая, что кольчуга дойдет Тьедри до колен, а более и ни к чему.

Выбирая щиты, он усмехнулся — вот эти пусть будут одинаковые, круглые, деревянные, обтянутые кожей, а поверх кожи укрепленные расходящимися от середины железными полосами. Были эти щиты, как заведено у франков, в половину человеческого роста, и Датчанин взял за основу рост Тьедри.

Тогда маленькому бойцу было бы удобно укрываться за щитом, а здоровенный Пинабель наверняка бы не спрятал полностью свое раскормленное тяжелое тело.

Шлемы он решил взять привычные франкам — простые круглые, с кольчужной, прикрывающей плечи бармицей. У сарацинских были наносники, да и бармица несколько длиннее, но Датчанин здраво рассудил, что человеку, привыкшему к франкскому шлему, эта полоска металла будет в поединке только мешать.

К нему в палатку пришел Джефрейт Анжуйский и самолично осмотрел оба приготовленных на завтра доспеха.

— Пошли Господь удачи твоему младшему, — сказал Оджьер. — Он должен победить. Я от себя дам ему крест, в который запаяны волосы святого Дени.

Но Анжуец поблагодарил весьма сдержанно.

Тьедри и не думал, что старший явится к нему пожелать спокойной ночи.

Такие нежности у франков были не в ходу. Тем более что Джефрейт выказал свое недовольство вызовом, который Тьедри бросил Пинабелю. Старший полагал, что младший мог бы по крайней мере спросить его совета, да и вассальные обязательства младшего брата перед старшим братом тоже оказались не соблюдены.

Гийом, который так и остался при нем оруженосцем, сходил к кострам и принес ужин. Тьедри жевал, не разбирая вкуса. Думал он о том, что надо бы позвать кого-то из монахов поученее, знающего поболее разных молитв, чтобы ему — читать, а Тьедри — повторять.

— Ступай вон, Гийом, — велел, входя, старший Анжуец. Следом оруженосцы Оджьера внесли выбранный Датчанином доспех и оружие.

Лишние убрались прочь.

— Помнишь рыжего монаха, который переспорил Годсельма из Оверни, а потом нашего Базана? — спросил сквозь жеваное мясо Тьедри. — Ты еще подарил ему свои старые башмаки. Не знаешь — он так и идет с войском? Или отбился?

— Ко мне приходили люди Пинабеля, — ответил на это Анжуец, садясь напротив брата. — Подарков я не взял, но потолковать с тобой все же обещал.

— Я слушаю, — с усилием Тьедри проглотил ком мяса и уставился в лицо старшему. Ком не хотел спускаться по горлу в живот, и Тьедри тяжко вздохнул.

— Соранский кастелян хочет признать себя нашим вассалом и отдать под мою руку Соран, — сказал Джефрейт. — Это не Бог весть что, городишко маленький, укрепления старые, но иметь своим вассалом такого бойца — честь для Анжу. А с собой он приведет своих баронов и баронов графа Гвенелона.

— Вовремя он до этого додумался, — буркнул Тьедри. — А взамен?

— Сдайся ему на поединке, Тьедри. Обменяйтесь десятком добрых ударов — чтобы не зазорно было признать его правоту. И вечером того же дня он принесет нам, мне и тебе, вассальную присягу.

— Другого способа спасти своего предателя он не придумал?

— Своим вызовом ты всех поставил в крайне неловкое положение. Граф Гвенелон нужен войску. Наши горные рубежи небезопасны, а граф имеет добрых приятелей среди сарацинских вождей.

— Я бы сказал, чересчур добрых.

— Мы бы знали обо всех кознях врага…

— Да и враг бы знал обо всех наших затеях! — Тьедри стал горячиться. — Пойми же ты — предательство не покинет души, в которой оно угнездилось! Помнишь, что рассказывал отец про сарацинские войны на юге Галлии? Тогда тоже и предавали, и счеты сводили, и сам нечистый бы не разобрался, кто, кому и за какую плату служит! И немалая часть Лангедока была тогда сарацинской! Больших трудов стоило королю Пи-пину выпроводить оттуда мусульман!

— Ты все это помнишь? — удивился Джефрейт.

— А ты — забыл?