Книга Мечей

И Майка сильно ударили своего короля сначала по одной щеке, потом по другой. Брандгара охватила страшная ярость, но потом он опомнился. И схватился за свою Королевскую Тень, как человек, которого оттащили от самого края пропасти.

– Гудрун, – закричал Брандгар, – дай нам силу против этого колдовства, или мы все падем жертвами очень болезненной любовной связи!

Наша колдунья тоже собралась с силами. Она перекинула со спины необычные барабаны, дыша при этом так, словно долго бежала, и начала отбивать контрритм в обычном стиле Аджа:

Укрепись, сердце, и глаза будьте ясны –
Гудрун видит кукольника,
Огни поют «восемь», Гудрун –  «семь»,
И сила оставляет эти чары…

Я чувствовал ритм барабанов Гудрун, как цокот копыт лошадей кавалерии, скачущей нам на помощь, и на мгновение мне показалось, что страшное притяжение огненных танцоров слабеет. Но они завертелись быстрее, засверкали яростным белым светом, и клубы дыма закружились возле их ног, выделывавших пируэты на каменных плитах. Голоса их зазвучали еще громче и прекраснее, и я подавил рыдание, балансируя на грани безумия. Почему я не обнимаю их? Какой я дурак, что не спешу броситься в их пламя!

Порхание и укус ненавистной мухи,
Ложный выпад фехтовальщика, который
не был ложным,
Вор, укрывшийся в ночи.
Подлинный царь мира –  помраченье…

Майка наклонились и стали колотить руками по камням, пока костяшки их пальцев не окрасились красным.

– Я не могу думать, – воскликнули они, – не могу думать… что такое песня под песней?

Поэты, сочиняющие вечную истину,
Жонглеры, выступающие в дешевых тавернах,
Друзья, перестающие быть друзьями за картами, –
Все вы, как цепные псы, привязаны к помраченью…

– Огонь! – взревел Брандгар, который, спотыкаясь, словно лунатик, приближался к ближайшему огненному танцору. – Под песней огонь! Нет, камень! Камень под танцорами. Нет, гора! Гора под всеми нами! Гудрун!

Ни одна из догадок Брандгара не ослабила тисков желания, сжавших мою грудь, и чресла, и мозг. Гудрун снова сменила ритм и отчаянно забила в барабаны, как скальд из Аджи:

Теперь поют шесть,

Гудрун из Аджи хорошо знает:
Никаким заклятием не победить
В состязании с танцорами из адского огня.
Мрачно смеется царь-червь:
Смертные игрушки скоро сгорят;
Теперь лети, копье Короля Волн,
Разбей камни пред руиной!

С этим словами Гудрун замерла, как пращник на поле битвы, и метнула свои исписанные рунами барабаны прямо в голову Брандгару. Этот удар или потрясение при виде такого коварства своих спутников заставили его в последний раз обернуться.

– Стена! – закричала Гудрун, падая на колени. – Песня помраченья – это и есть помраченье! Песня под песней… она под песней на стене!

Жар ударил по незащищенной коже моего лица тысячью острых игл. Теперь от лацканов и рукавов моей куртки валил дым; огненный танцор навис надо мной на расстоянии вытянутой руки, и я ощутил запах собственной сгоревшей кожи; я никогда не ощущал ничего прекраснее, ни к чему никогда не стремился так сильно; я знал, что погиб.

Краем глаза я видел Брандгара, еще стоящего на ногах; с таким отчаянным гневом, в каком я никогда его не видел, он взревел, пронесся мимо огненного танцора и вонзил острие Холодного Шипа в центр Песни Червя Хелфалкина, горящей на стене пещеры. В него полетели камни и пыль, а под расколотыми камнями появились строки, написанные голубым пламенем. Быстро, неумело, но с искренним чувством Брандгар запел:

От смерти здесь все отвернутся,
Песня не дает сгореть,
Она дает шанс забрать на вершине горы добычу,
Хотя золото –  помраченье.

Мгновенно ужасный жар перед моим лицом исчез; с появлением на стене голубой новой песни исчезли и бело-оранжевые танцоры. Я испытал небывалое облегчение, как будто весь погрузился в холодную чистую реку. Измученный, я упал со стоном наслаждения, не веря в то, что жив и что не остался один. Некоторое время мы просто лежали, как идиоты, тяжело дыша, смеясь и плача при воспоминаниях об искушении огненной песней. Воспоминания не гасли и не погасли по сей день, и свобода от них будет моим чудом и горем до конца жизни.

– Хорошо спето, сын Эрики и Ортильда, – сказал один из огненных танцоров голосом, ничуть не похожим на тот, что едва не покорил нас наслаждением. – Хорошо сыграно, дочь неба. Дар, который вы принесли нам, – честь. Ваше умаление – честь.