Книга мертвых-2. Некрологи

Однако, возвращаясь после заседания в «стакане», в темноте я сочинил и нацарапал наобум ручкой стихотворение, эксцентричное такое, голое и ужасное, о мертвой жене. Я его печатал, но тут будет к месту его процитировать.

4 февраля 2003 года

Где-то Наташечка
Под теплым мелким дождичком
Идет сейчас босая
А выше над облаком
Господь играет ножичком
Блики на лицо ее бросая.
«Бу-бу-бу-бу-бу-бу!» «Ба-ба-ба-ба-ба-ба!» —
Так поет Наташечка нагая.
Выпятила девочка нижнюю губу
Мертвенькими ручками болтая
И ножками тоже помогая…
Поспешает в направленьи Рая
Мокрая Наташечка нагая

Страшноватенькие строки из меня тогда вылились. Ведь правда?

А видел я ее в последний раз в другой тюрьме. В Лефортово: 30 октября 2001 года. Не могу отказать себе в противоречивом поступке, точнее даже, в злодеянии — процитирую сам себя из книги «В плену у мертвецов», потому что если начну сейчас вспоминать то последнее лефортовское свидание с ней, то наверняка смягчу свое видение, поскольку она мертвая. Тогда она была живая, после свидания она ушла (вместе с boy-friendoм-наркоманом, он ждал ее за пределами тюрьмы, беседуя с адвокатом Беляком), а я пошел в камеру. Свидание это тоже могло бы быть предметом жгучей зависти и ревности Достоевского, если бы он был жив. Стеклянная и деревянная, как резные фольклорные ложки, клетка для свиданий почему-то находилась на территории выполненного в стиле «китч» тюремного кафе. Кафе ли пристроили к клетке для свиданий, или клетку позднее пристроили зачем-то к кафе, я не знал тогда и сейчас не знаю. Но все это выглядело отчаянно дико, как сауна. В дополнение к дикости два огромных, жирных лесных пейзажа украшали большую стену «кафе Лефортово», как я его мысленно назвал: толстые деревья, болотце между ними, ряска цвета хаки…

Там была дверь, отъездная, как в купе железнодорожного вагона. Я зашел. Сел на лавку. Передо мною была «уютная», домашняя, завитыми рогаликами решетка. Слева на стене — телефон. Через него мы должны были сообщаться с Натальей Медведевой в этой атмосфере сумасшедшего дома-сауны. Теперь цитата:

«Я увидел ее голову на той же высоте, где она и находилась шесть лет тому назад, но голова была другая, ссохлась, словно чучело, сделанное из этой головы. Время полумумифицировало голову моей некогда любимой женщины. Она не находилась в той степени мумификации, как знакомая мне с возраста двадцати четырех лет (я только приехал тогда в Москву) мумия в Египетском зале музея имени Пушкина, но была на полпути к этому состоянию. Вообще-то если бы я был добрый человек, мне следовало бы всплеснуть руками, ничего ей не сказать, разумеется, но возвратившись в камеру написать что-нибудь вроде баллады Франсуа Вийона „Дамы былых времен“. <…> Но так как я государственный преступник, судя по статьям, отъявленно жестокосердная личность, припомнив, сколько эта женщина попортила мне крови, я со злорадством подумал: „Так тебе и надо! Твоя некогда прекрасная физиономия фотомодели похожа на рукоять суковатой палки. Твои глаза: один меньше другого, они как два пупка. Тебя, Наталья Георгиевна, время изуродовало за твои пороки. В сорок три года женщина не должна так ужасно выглядеть. Ты похожа на ветеранку-алкоголичку (перевод с французского: alcoolique envetere). …Когда ты лицезреешь в тюрьме через стекло свою третью жену — самое время думать о Вечности“».