Книга мертвых-2. Некрологи

В следующем 1993 году я попал в Республику Книнская Крайна. Большинство населения Книнской Крайны откровенно неприязненно относилось к Слободану Милошевичу, считая, что он готовит сдачу их Республики хорватам. Изрядная доля истины в этом утверждении была. Милошевич не помогал в тот период крайнским сербам воевать и выживать. Запад пообещал ему в обмен на прекращение поддержки крайнских сербов снятие эмбарго. Его избиратели-крестьяне могли получить бензин и солярку. Находясь в Книнской Крайне, я стал относиться к Милошевичу прохладнее, что неудивительно, так как я ежедневно слышал от крайнских сербов хулу в его адрес. Постепенно и я поверил в это, по-видимому. Возвратившись из Книнской Крайны в Белград, я дал пресс-конференцию, в которой передал журналистам нелицеприятные отзывы книнских сербов о Милошевиче.

В последние годы я с головой бросился в российскую политику. Я был абсолютно уверен, что если в Москве будет нормальная власть, то на Балканах все наладится в пользу сербов.

И вот — 1 апреля 2001 года. И на экране телевизора в гостинице «Центральная» я увидел арест Слободана. Он, родившийся в 1940 году, принадлежит к моему поколению. Я подумал тогда, что ушла целая Эпоха, сменилась. Еще через шесть дней, на рассвете, арестовали в свою очередь меня, и я так же подумал, что сменилась наша Эпоха, наша со Слободаном. Но также наша с Караджичем, наша с Арканом, всех бойцов яростных девяностых…

ФСБ обещали мне пятнадцать лет за решеткой. Но мне повезло, и я яростно защищался. А повезло в том, что время еще было чуть-чуть иное. Если бы я был арестован и судим всего на несколько лет позже, я бы никогда не вышел на свободу. Летом 2003-го передо мною открылись ворота лагеря. Я вышел на свободу. А вот Слободан скончался в Гаагской тюрьме 11 марта 2006 года. Его, якобы, нашли мертвым на тюремной койке. В последние месяцы перед смертью Милошевич жаловался на здоровье. Еще в ноябре 2005-го он просил суд освободить его от участия в заседаниях на шесть недель. Именно на такой срок, согласно заключению врачей-кардиологов, требовался Милошевичу «отказ от физической и умственной работы». Слободан Милошевич обвинялся в преступлениях против человечности на территориях Хорватии, Боснии, Герцеговины и Косово. На территории Хорватии — это именно территория бывшей Книнской Сербской Республики, несколькими страницами ранее я писал о том, что книнские сербы обвиняли Милошевича в предательстве.

Конечно же, преступлений против человечности Слободан Милошевич не совершал. Он был президентом сербов в тяжелый период межнациональных войн, развязанных элитами хорватов, мусульман и албанцев и мощно поддержанных странами Запада. Все его преступление состояло в непокорности сербов Западу. Я свидетельствую, что Милошевич был умным осторожным политиком, ему не была присуща агрессивность или эмоциональная злоба. Человек он был спокойный, измученный тяжелейшей ответственностью, которая на него свалилась. Он погиб как мученик. После его смерти сербам стали не важны те или иные его непопулярные решения. Время примирило всех. Он стал героем сербского народа. И пребудет таковым. Я горжусь, что был рядом с ними в их тяжкие годы. Я поступал правильно. Мир твоему праху, Слободан!

Зияющие высоты Александр Зиновьев

Этого человека я так и не понял, а может, и понимать было в нем нечего. Когда я поселился во Франции в 1980 году, он находился в зените славы. Его приглашали на телевидение комментировать любое событие в России, любой чих, не говоря уже о смерти генсеков. Во Франции я его не встречал. Он ходил туда, куда меня не приглашали. Я общался с анархистами из «Дилетанта» (эти, сейчас богатые люди, Доменик Готье и его ребята, вели правильную издательскую политику), с безумными журналами «Actuel», «Cactus», «Echo de Savanne», «Revolution», короче, был передовым, модным, безумным и революционным. Автор «Зияющих высот» был на поколение старше меня и был, полагаю, старомодно буржуазен, потому общался с буржуа. Только раз мы почти пересеклись, но не пересеклись. Когда Jean-Edern Hallier, директор и основатель «L'Idiot International», решил вновь начать его публикацию (впервые после 1973 года, Hallier основал в свое время L'Idiot вместе с Сартром и Симоной де Бовуар), то в анонсе журнала был заявлен Александр Зиновьев. Однако выходу L'Idiot мешали всяческие обстоятельства, в большинстве своем финансовые, и выход был отложен. Когда чуть менее года спустя этот самый безумный на тот момент («Лимонка» впоследствии стала куда безумнее) печатный орган начал выходить, то ребята из L'Idiot пригласили сотрудничать с ними меня. Вместо Зиновьева.

«Tu a plus dur que lui» («Ты более крутой, чем он»), — так ответил Jean-Edern, когда я как-то спросил его, почему они все же остановились на мне.