Книга мертвых-2. Некрологи

Мы были в восторге и от этих разговоров, и от Москвы. Хозяина, самого Клыкова, я помню неярко, поскольку, если ты не знаешь всех, тебя окружающих новых людей, то ты неизбежно видишь их потом такой слипшейся кашей, неразделенным месивом. В сравнении с художниками (Клыков, кажется, уже был членом Союза художников или, по меньшей мере, членом профкома художников, потому и обладал мастерской), я был и самым младшим, и самым далеким от официального искусства. У меня в мои 23 года не было опубликовано ни одного стихотворения, да я, честно говоря, никогда и не пытался публиковать мои стихи. А позднейшие попытки Бахчаняна пристроить меня в «Литературную газету» в клуб «13 стульев» не увенчались успехом. …Сухое вино, сыр, хлеб — что еще нужно молодому человеку? Вечер. Москва. Мы радовались и себе, и Москве.

Это был эпизод первый. В конце эпизода Клыков, крепкоголовый высокий парень, уехал домой в свою квартиру.

Эпизод второй наступил через множество лет. Уже в 1992 году. В редакции журнала «Современник» я оказался окруженным «патриотами», как тогда говорили. Среди Проханова, Зюганова, редактора «Современника» Куняева я обнаружил и Клыкова. Оказалось — он православный патриот. Мы стали фотографироваться. От эпизода сохранились скверные серые фотографии. Не знаю, куда я их задевал, архива у меня нет, а обыски и переезды изрядно потрепали те немногие обломки прошлого, которые у меня оставались. В том своем облике 1992 года Клыков был уже жилистый, худой, лысеющий мужик, всё-таки двадцать шесть лет прокатились по нам всем. На лицо легла сеть морщин.

В 1994-м, если не ошибаюсь, я увидел, как на Тверской подымают лебедками двуглавого орла, чтобы повесить его на дом № 13, здание мэрии. Рабочие сказали мне, что автор — скульптор Клыков, да он тут только что был, где же он? Я не увидел скульптора Клыкова поблизости, зато милиционеры разглядели меня, одного из смутьянов только что прошумевшего октября 1993 года, и зашушукались. Я предпочел уйти. Ушел, размышляя о том, что я активно против «цыпленка-табака» на фасаде мэрии Москвы, да и в любом другом месте. А Клыков вот сваял его. Из одной компании молодых людей 1966 года какие разные люди получились. Крын-ский и Бахчанян давно уже жили в Америке, что сталось с Сухомлиновым, убей бог, я не знал и не знаю.

До разгрома парламента я и Клыков находились приблизительно по одну сторону баррикады. После 1993-го он, видимо, эволюционировал в сторону власти, смыкаясь с ними на общей платформе патриотизма, православия и даже монархизма. Памятник Николаю II в Тайнинском, взорванный юношей-комсомольцем Соколовым, был работы Клыкова. Почти в то же самое время он удостоился чести поставить на Манежной, точнее, на пятаке, который от Манежной остался, памятник маршалу Жукову. О Жукове я спорить не буду, о нем и Бродский не спорил, когда написал свою оду «На смерть Жукова», а уж мне сам бог велит приветствовать Клыкова за этот памятник. Часть публики упрекает Клыкова за высоко поднятый хвост коня под Жуковым. Ну, опущенный хвост стоил бы статуе потери в героизме. Я за героизм, за картину «Горации против Куриациев». А вот Николая II Соколов взорвал по делу, нечего расставлять Николая Кровавого, переполовинившего российские деревни войнами Японской и Первой мировой.

Клыков стал присутствовать на всяческих торжественных официальных мероприятиях. Думаю, он в конце концов и на Красную площадь бы поставил свое творение, да вот смерть поставила ему предел. В июне 2006 года он скончался на шестьдесят седьмом году жизни. Он был удостоен звания народного художника Российской Федерации, удостоен золотой медали Российской Академии наук. О кончине Клыкова сообщило миру духовное лицо, наместник московского Сретенского монастыря архимандрит Тихон. Архимандрит сказал, что Вячеслав Клыков «до конца дней служил православной России и был истинно русским художником».

Ну да, архимандрит прав, Клыков и родился (и был похоронен) в селе Мармыжи Курской области. Он соорудил памятники протопопу Аввакуму в селе Григорове Нижегородской области (там, кстати, неподалеку родились и мои прадед и дед по матери — Зыбины, Никита Алексеевич и Федор Никитович, а до них множество поколений предков), Петру I в Липецке, Илье Муромцу в Калуге, Александру Невскому в Курске, Кириллу и Мефодию в Москве, и вряд ли я упомянул все его творения.

Умер. И нет его. Итог его жизни неплох. Он был скульптором-реалистом и создал в камне целую идеологему России. Ведь и Александр Невский, и Петр I, и, уж несомненно, Илья Муромец и протопоп Аввакум — это суровые идеи России, нашей, так уж пришлось, страны. Хочется сказать: «Уважаю». Пойду завтра погляжу на Жукова.

Незадолго до его смерти мы с ним столкнулись. Вот где, не упомню, вероятнее всего в Манеже. И он мне сказал: «А ты помнишь, Эдик, что первую ночь твою в Москве ты спал у меня в мастерской? — и обратился к сопровождавшим его людям: Он приехал тогда покорять Москву из Харькова…» Все закивали… Покорять, это понятно.

Алекс Киви Александр Щуплов