Книга мертвых-2. Некрологи

Через некоторое время я вернулся в Нью-Йорк, поскольку для меня уже не было работы в Glen-cowmills. Скалу мы додолбили, залили конкритом, я выложил кирпичами фасад, остальное остались доделывать Джордж и Билл. Они были местные, из соседней деревни. Сумеркин связался со мной и предложил встретиться с владельцем издательства, тем самым Дэвидом. Все еще скептически настроенный, я отправился на встречу. Адрес теперь уже не помню, где-то в Lower East Side, это давно уже модные и дорогие места, а тогда это были скучные улочки промзоны и кварталов, населенных эмигрантами из Восточной Европы. В помещении, полном коробок и упаковок с книгами, Сумеркин познакомил меня с упитанным и плохо стриженым (кудельки сальных черных волос вокруг лысины) человеком. Он был тотально не похож на моего издателя, каким я его себе представлял. У него не было даже кабинета! Мы просто присели среди хаоса коробок, освободив для этого какой-то стол и пододвинув стулья. К моему удивлению, Дэвид Даскал (такая у него была фамилия) извлек откуда-то пачку бумаг и протянул мне. Это были три экземпляра контракта на мою книгу. На английском. Мы же находились в Соединенных Штатах.

— Read it! — Дэвид говорил с ужасным акцентом, я подумал, что акцент даже не венгерский, но какой-то простонародно украинский. (Тут я поймал себя на том, что даже не помню, какой аванс я получил за свою первую книгу, сыгравшую огромную роль в моей жизни, и продолжающую играть.) Я внимательно читал. Надо сказать, что это не был первый мой контракт. Я уже заключил один на книгу стихов в издательстве Карла Проффера (тоже умер, и давно) Ardis-press. Контракт, протянутый мне Дэвидом, был составлен между Edward Savenko (я) и Index Publishers.

— Почему Index Publishers, а не «Руссика»?

Ответил Сумеркин:

— Видите ли, Эдвард, в основном «Руссика» занимается даже не издательской деятельностью, но продажей книг. Это чтобы от нас не отвернулись наши пуританские клиенты-эмигранты. — Он улыбнулся. Глядя на лицо Дэвида, я понял, что он ничего не понял из сказанного Сумеркиным.

— Дэвид почти не понимает по-русски, — сказал Сумеркин.

— Very litile, — подтвердил Дэвид с улыбкой.

«Ну и издатель, не понимающий тот язык, на котором он выпускает книги!» — подумал я и стал читать дальше. Помню, что когда дошел до места, в котором издательство Index Publishers приобретает у меня права на продажу прав на создание фильма, я заулыбался, чтобы не расхохотаться.

— Александр, неужели он верит, что такое возможно? Кто обратит внимание на книгу на русском языке, изданную в Америке никому не известным издательством Index Publishers!

— Видимо верит, — вздохнул Сумеркин. — Я, Эдвард, этот контракт не составлял.

— Listen, Dawid, неужели вы верите, что кто-нибудь, какой-нибудь продюсер или режиссер найдет русскую книгу и прочтет ее?..

— Почему нет? У меня много знакомых венгров-эмигрантов, работающих в Голливуде, — возмутился Дэвид и перечислил венгерские фамилии. — Очень большой финансист — Джордж Сорос, родился в Венгрии, венгерский еврей, как и я…

Я уж не помню, какими были дальнейшие мои аргументы, мы спорили часа три, но я добился изъятия пункта о киноправах из договора. Сумеркин, помню, переживал наш спор, это отражалось на его обыкновенно невозмутимом лице. Между тем, мы с Дэвидом подписали контракт и пожали друг другу руки.

— Say thanks to Sasha, he is really crazy about your book. He managed to convince me, that your book is genious, — сказал мне Дэвид на прощанье. (Скажите спасибо Саше, он сошел с ума от вашей книги. Он сумел убедить меня, что ваша книга гениальна.)

Впоследствии Дэвид не пожалел, что вложил деньги в публикацию «Это я, Эдичка». Книга была переиздана много раз, имела сотни гневных рецензий и несколько восхищенных. Дэвид не был Соросом, масштаб не тот, но этот венгерский еврей был лишен тупой тонкогубой догматичности любого русского издателя. Он был человек, которого можно было уговорить на авантюры: будь это покупка полусотни бочек китового мяса (представим) или публикация книги странного русского эмигранта. Книга вышла в 1979 году.

Но основная часть заслуг в публикации книги по-русски отходит, конечно, к Александру Сумеркину. Филолог, составитель собрания сочинений Цветаевой, редактор многих других книг, да простят мне мою наглость или не простят читатели, всё же более известен и будет известен тем, что первым решился пустить в мир сногсшибательную книгу и открыл русскоязычному миру разительно нового и иного автора. Тот момент, когда он наклонился надо мною, стоящим с киркою в руке в траншее, в котловане фундамента, для русской литературы момент исторический.

Русский «Эдичка» вышел в 1979-м, а 22 мая следующего 1980 года я уже летел через Атлантику в брюхе самолета кампании PAN AM. Я направлялся к французскому издателю, прославленному Jean-Jacques Pauvert. И застрял во Франции на последующие четырнадцать лет.