Книга мертвых

Джим Хайнц, седоватый, уже тогда сутулый, усатый мужик, очевидно, ни на минуту не оставался один в последние сорок лет. Вот он-то мне позвонил осенью 1988 года и прохрипел: «Эдвард, приходи ко мне завтра. У меня должен быть русский писатель Джулиан». Я спросил его, как фамилия — он долго соображал, потом выдавил: «Симийонов. Наташа придёт с тобой?» — «Не знаю», — сказал я. Я бывал у Хайнца конвульсивно. Когда Наташа доставала меня так, что невмоготу, я приходил туда надраться, потом месяцами не появлялся. Там бывало множество разноплемённых девок, и мне, тогда уже довольно знаменитому, было раз плюнуть снять девку там, у Джима. Окололитературных американок немедленно убивали мои издательства: первая моя книга вышла в «Рэндом Хауз» — в лучшем их солидном издательстве. Вторая вышла в «Гров Пресс» — лучшем из современных, первый издатель и основатель «Гров Пресс» Барни Россет впервые в Америке опубликовал книги Генри Миллера! Не говоря уже о французских девках: к 1988 году у меня вышло не то семь, не то восемь книг по-французски, а первую опубликовал сам Жан-Жак Повер! (Издатель маркиза де Сада, Жоржа Батая, сюрреалистов). Но Наташу я любил и потому с девками в основном флиртовал, а больше потреблял алкоголь. Я много работал, мне нужно было оттянуться. Часто я уходил от Хайнца уже утром, пересекая Париж пешком.

В тот вечер людей было почему-то мало. Семёнов был несколько усталый, водянистый, беспокойный, щетина на физиономии. Мы смогли поговорить, заспорили о Сталине, я, конечно, был «за», он — «против». Он сказал: «Мне мальчиком привелось на колене у него посидеть. У Сталина, вот как… Неприятный человек. Я почувствовал. Дети это чувствуют». Но мы не поругались. «А вас в России уже напечатали?» — спросил он. — «Нет, — ответил я, — и вряд ли это произойдет в ближайшее время». — «Да ну, — сказал он, — сейчас всех печатают». — «Вы плохо читали мои книги». — «Совсем не читал, — сказал он. — Хотите, я вас напечатаю?» Я сказал, что да, хочу. Мы договорились, что не будем тянуть, я приду к нему завтра в отель. Я пришёл и принёс ему, кажется, шесть, что ли, рассказов. И он уехал. Я не поверил в то, что он меня напечатает.

Приехал он уже в 1989-м, в феврале. И привез мне книжку журнала «Детектив и политика», где были напечатаны два мои рассказа: «Коньяк Наполеон» и «Дети коменданта». Я был действительно счастлив получить в руки первую свою публикацию в России. Вместе с Семёновым приехали его помощники — двое. Имён не помню. Мы второпях выпили у них в номере за мою публикацию, и я убежал. Дома я сел читать свои рассказы по-русски. Предвкушая удовольствие. Первые же строчки «Коньяка Наполеон» образовали у меня на лбу и спине противный больной пот, устремившийся по телу вниз. Рассказ был переписан, почти пересказан, слова в предложении изменили местам, мной отведенным для каждого… Мой прекрасный, мускулистый, сильный стиль был разрушен. Наутро я позвонил в отель. «Кто?! Кто это сделал?» — «Очевидно, редакторша, — угрюмо отвечал Семёнов. — Ну ладно, приезжай, разберёмся. Может, сделаешь корректуру по тексту журнала? Во втором заходе исправим?» — предложил он. «Какую корректуру, тут нужно набирать всё заново!» — «Тогда захвати оригинальный текст рассказа», — попросил Семёнов так же мрачно, но спокойно. Выяснилась вещь простая и очевидная. Редактора в России не даром ели свой хлеб. Они кромсали и причёсывали все тексты, лишая их оригинальности. А новой школы редакторов, понимающей новые условия, ещё не было, не возникло. Потому его редакторша причесала и меня, как привыкла. Семёнов успокаивал меня, объясняя, что 1-й завод был отпечатан всего лишь тиражом в 50 тысяч экземпляров, а будут ещё последующие, и он мне клянётся, что в последующих всё будет как надо. Рассчитывали они на минимум 250 тысяч, а максимум: 500 тысяч экземпляров. Однако мне до сих пор стыдно перед теми первыми 50-ю тысячами читателей за мои оскоплённые тексты.