Подумайте, ведь у вас всего два глаза. Говорю вам, любой зрящий глаз на Земле, и над ней, и под ней, это продолжение вашего глаза. В той степени, насколько ясно зрение вашего окружения, ясно и ваше собственное зрение. А в какой степени тускло и затуманено зрение вашего окружения, в той же степени слепы и вы.
В каждом слепце вы лишаетесь пары зорких глаз, которые могли бы усилить ваше зрение. Заботьтесь о зрении окружающих, чтобы самому быть в состоянии видеть ясно. Заботьтесь и о своем зрении, чтобы окружающие могли видеть хорошо, и не споткнулись, заклинив, может быть, вашу собственную дверь.
Земора подумал, что Шамадам оскорбил меня. Но как невежество Шамадама может подорвать мое понимание?
Один мутный ручей может легко замутить другой ручей. Но может ли мутный ручей замутить море? Море спокойно принимает всю муть, осаждает ее на дно, и взамен отдает ручью чистую воду.
Вы можете загрязнить или, наоборот, расчистить квадратный метр земли, ну, может быть, милю. Но кто может загрязнить или очистить всю Землю? Земля принимает все нечистоты человека и животных, взамен возвращая им сладкие плоды, благоуханные цветы, зерно и травы в изобилии.
Меч легко может поранить тело. Но может ли он поранить воздух, каким бы острым ни было его лезвие, какой бы сильной ни была держащая его рука?
Оскорбить и быть оскорбленной может только гордость узкого и дурного Я, порожденная слепым и яростным невежеством. Она готова мстить за оскорбление оскорблением, смывать непристойность непристойностью.
Пышущий гордостью, опьяненный своим Я мир обрушит на ваши головы потоки несправедливых обвинений. Он спустит на вас кровожадную свору своих замшелых законов, затхлых верований и шаблонных авторитетов. Он назовет вас врагами порядка, агентами хаоса и погибели. Он наставит ловушек на вашей дороге и насует в постель вам крапивы. Он будет кричать вам в уши проклятья, плевать в лицо презрением.
Да не дрогнут ваши сердца. Будьте подобны безбрежному и глубокому морю, благословите тех, кто не даст вам ничего, кроме проклятий.
Подобно Земле, будьте тихи и плодородны. Превратите нечистоты человеческих сердец в здоровье и красоту.
Будьте свободны и текучи, как воздух. Меч, который хотел бы вас поразить, в конце концов, потускнеет и заржавеет. Рука, что хотела вас уничтожить, в конце концов, устанет и остановится.
Мир, не зная вас, принять вас не может. Поэтому он и встречает вас рычанием. Но вы, зная мир, принять его можете. Поэтому вам следует успокоить его вражду своей добротой, затопить его клевету любящим Пониманием.
И с Пониманием наступит день.
Так учил я Ноя.
Так учу вас.
Наронда: Семерка учеников оставалась в молчании. Ибо мы уже знали, что всякий раз, когда Учитель заканчивает словами “Так учил я Ноя”, это служит сигналом того, что он более не желает говорить.
Наронда: Как-то раз, когда Семерка вместе с Учителем возвращалась из Гнезда Орла, все увидели Шамадама, стоящего у ворот, размахивающего листом бумаги над человеком, простершимся у его ног, и услышали, как он гневно кричит: ”Твои преступления истощили мое терпение. Я не могу больше откладывать. Плати немедленно, или пойдешь в тюрьму”.
В человеке мы узнали Рустидиона, одного из многих арендаторов Ковчега, который задолжал некоторую сумму денег. Он был отягощен лохмотьями в той же мере, что и годами. Он умолял Хозяина отложить выплату долга, так как недавно потерял единственного сына, да еще единственную корову в придачу, в результате, его пожилую жену разбил паралич. Но сердце Шамадама никак не смягчалось.
Учитель подошел к Рустидиону и, мягко тронув рукой, сказал,
МИРДАД: Встань, мой Рустидион. Ведь ты тоже образ Божий. И не престало образу Божиему бить поклоны перед какой-то тенью. (Потом, обратившись к Шамадаму)
Покажи мне расписку.
Наронда: Шамадам, такой яростный еще мгновение назад, к всеобщему изумлению, вдруг стал тих, как послушная овечка, и кротко передал бумагу в руки Учителя. Учитель взял ее и долго рассматривал. Шамадам же стоял и тупо смотрел, как зачарованный.
МИРДАД: Основатель Ковчега не давал денег в долг. Разве он завещал тебе деньги, чтобы ты отдавал их в рост? Разве он завещал тебе торговлю движимостью, или землю для сдачи в аренду, чтобы ты извлекал из этого доход? Завещал ли он тебе пот и кровь твоих братьев, завещал ли он тебе отправлять в тюрьму тех из них, чей пот ты выжал досуха, чью кровь выпил до капли?
Он тебе завещал Ковчег, алтарь и свет. И ничего больше. Ковчег - это его живое тело. Алтарь - его неустрашимое сердце. Свет - его горячая вера. Именно это он повелел тебе хранить в неприкосновенности и чистоте посреди мира, пляшущего под дудку Смерти и погрязшего в болоте беззакония из-за потери веры.
А чтобы телесные нужды не вредили твоему духу, тебе было позволено жить за счет подаяния верующих. И никогда, со времен основания, Ковчег не страдал от недостатка подношений.