Мы со старшим поваром обменялись взглядами, попятились и повернули в сторону беднейшего Каннарджо. В конце концов мы оказались на улице, где никого не было, кроме женщины в окне третьего этажа, развешивающей выцветшее белье на протянутую между зданиями веревку. Других людей мы не заметили: это был район, где мужчины уходили спозаранку батрачить, а все тяжелые заботы но хозяйству ложились на женщин, которые часто выполняли их, не расставаясь с привязанным на груди ребенком. Только под вечер здешние жители выносили на улицу шаткие стулья и, попивая домашнее вино, делились друг с другом слухами.
Тишина казалась еще глубже от мерного поскрипывания бельевой веревки — женщина вешала на нее одежду и отпускала, вешала и отпускала, вешала и отпускала… Никто не выглядывал из соседних ветхих домов, только веревка продолжала скрипеть.
Старший повар привел меня в местную церковь. Мы вошли в узкую боковую дверь и встали под куполом вместе с одетыми в черное женщинами, молившимися за бросивших их в нищете давно почивших мужей. Древнее здание походило на пещеру — на скамьях плесень, в дерево навсегда въелся запах фимиама. Такой же бедный храм, как и его прихожане — покрывало для алтаря истончилось, позолота венчиков святых стерлась, одеяние Девы Марии выцвело и стало серым. Куполообразный потолок принимал в акустическое лоно небес под сводами мельчайшие звуки и, многократно усилив, обрушивал на склоненные головы молящихся. До нас доносилось громкое щелканье четок и шелест юбок, когда женщины опускались подагрическими коленями на каменный пол. А молитвы их звучали не громче предсмертного лепета.
Мы молча сидели, и я ломал голову, сколько времени нам предстоит тут оставаться, как попасть в комнату Доминго и что он будет делать, если не получит вовремя денег. Недоумевал, почему старший повар так легко согласился плыть в Испанию. Знал ли он там кого-нибудь из хранителей? Какие у него есть еще рецепты, кроме суфле, чтобы меня учить? И в сотый раз задавал себе вопрос, зачем ему опиум.
Зажженные свечи потрескивали в темных углах и оживляли мрачные лица святых. Мрак прорезали наполненные танцующими пылинками узкие лучики света. Очертания висящего над алтарем распятия смазало время, бледный лик Иисуса скрылся под многолетним слоем пыли. И я подумал: «Если между мной и учителем остались какие-то тайны, это самое подходящее место, чтобы ими поделиться».
— Маэстро?
— Я думаю.
— Я хочу вас кое о чем спросить.
— Спрашивай.
— Для чего вам опиум?
Старший повар вздохнул.
— Господи, неужели сейчас для этого самое подходящее время? Опиум имеет отношение к одной из записей в книге.
— К какой?
Он удивленно поднял брови.
— Ты хочешь узнать об этом именно сейчас?
— Но ведь мы никуда не спешим.
Синьор Ферреро поднял глаза на распятие, затем повернулся ко мне.
— Хорошо. Возможно, это именно то место, где я могу рассказать тебе об опиуме.
Откуда ни возьмись из сумрака храма возник кот и прыгнул ко мне на колени.
— Бернардо! — Я погладил его по спине, и он замурлыкал. — Ты удрал от Джузеппе? Славный мальчик. Умный котик. — Я поцеловал его в морду и рассмеялся. Одна из вдов обернулась и обожгла меня взглядом, но я настолько обрадовался возвращению Бернардо, что дерзко не опустил глаз.
Старший повар поцокал языком.
— Ты уже закончил играть с котом?
— Извините, маэстро.
— Хорошо. — Ом наклонился ко мне и прошептал: — В книге имеется один очень простой рецепт: вода, уксус и опиум.
— Так вы не пользовались опиумом, когда готовили суп из белой фасоли?
— Откуда у тебя такая мысль? — Синьор Ферреро провел ладонью по волосам. — Иногда клал всего одну щепотку, если того требовали обстоятельства. Опиум невозможно почувствовать в еде. Это болеутоляющее средство, но оно обладает сильным побочным действием. Чрезмерная доза может убить человека. — Он покачал головой. — Это тебе не какая-нибудь безобидная трава, чтобы бездумно пользоваться. С ним надо обращаться с большой осторожностью. Мы держим его как напоминание об одной из самых важных записей в книге — воспоминании о распятии присутствовавшего при казни легионера. Это необычный рассказ — он учит нас не отмахиваться от альтернативных объяснений… буквально всего. Легионер утверждает, что дал Иисусу губку, напитанную водой с уксусом, но прежде он подмешал к воде опиум.
— Зачем?
— Это был акт милосердия. Ведь Иисус страдал, и воин понимал, что опиум либо облегчит его боль, либо подарит легкую смерть.
Я был сбит с толку.
— Но римляне сами распяли Христа.