Огюстену сразу понравилось в школе, и он принялся усердно осваивать чтение и письмо. Он испытывал огромный интерес к книгам и любил в них все — и тяжесть, и сладковатый запах, и шершавость бумаги, и ровные черные значки на белых страницах, и иллюстрации, делавшие текст еще более захватывающим. Скоро Огюстен начал мечтать над книгами и картинками; особенно поразили его воображение книга «Путешествие двух детей по Франции» и две большие географические карты, висевшие по обе стороны классной доски.
Справа красовалась Франция, во всем своем тысячелетнем великолепии, которое чуточку подпортил с восточной стороны отгрызенный немцами кусок — Эльзас и Лотарингия. Обширное шестиугольное пространство походило на звериную шкуру, растянутую для просушки, бирюзовые ниточки рек змеились по зеленым пятнам лесов и желтым лоскутам равнин, испещренных жирными и мелкими черными точками городов — центров префектур и супрефектур. Огюстен мог с закрытыми глазами провести указкой вдоль Мезы и единым духом перечислить все города на ее берегах.
Слева от доски висела карта мира, где континенты выделялись светлыми пятнами на темно-синем фоне морей и океанов. Мальчика зачаровывали названия этих необъятных водных пространств со множеством стрелок — указателей главных морских течений: Тихий океан, Северный Ледовитый океан, Красное и Черное моря, Балтийское море, Охотское, потом заливы — Оманский, Панамский, Кампучийский, Бенгальский. Все эти названия ровно ничего ему не говорили, они были для него просто словами, волшебными звуками, свободными и стремительными, как ветер, как полет ласточки. Он твердил их лишь затем, чтобы насладиться непривычным звучанием.
Освоенные земли были окрашены в охру, неосвоенные белели, как снег, зато территории, принадлежавшие Франции, выделялись чудесным, сочным розовым цветом. Когда учитель касался указкой этих розовых пятен, в его голосе всегда звучала гордость. «Вот африканская Франция!» — объявлял он, описывая неопределенный круг в центре карты. «А это Франция аннамитская!» — продолжал он, двигая указку к востоку. Эта далекая неведомая география приводила в смятение маленького крестьянина, каким был Огюстен, что, впрочем, не мешало ему распространять на нее свои мечты и воображаемые приключения.
Матюрен отнюдь не разделял братнее увлечение школой; он обожал бегать по лугам, лазить на деревья и разорять птичьи гнезда, вырезать из коры всевозможные безделушки. Книги наводили на него скуку, он только и любил в них, что картинки. Учиться он предпочитал не в доме, а прямо на земле, его окружавшей. И этой земли ему вполне хватало; он не нуждался в тех далеких, карамельно-розовых Франциях с непроизносимыми названиями, где жили люди со смуглой или черной кожей.
Матюрен очень любил животных, особенно быков. По ярмарочным дням он неизменно сопровождал отца в город, где на главной площади выставляли скот на продажу. Здесь можно было увидеть самых красивых быков в округе. Эти животные нравились Матюрену своей медлительной, спокойной силой, грузной красотой огромных тел, нежным теплым дыханием, а главное, необычайно кротким взглядом выпуклых глаз. На их ферме именно он ухаживал за быками.
С помощью отца Матюрен смастерил небольшую тележку. В хорошую погоду он запрягал в нее одного из быков и катал брата и сестренок по узкой дорожке, которую отец проложил для них на западном склоне холма. В дождливые дни он ездил по ней один. Тележка то и дело подпрыгивала и кренилась на ухабистой тропе, и мальчик, глядя на лоснящийся круп неспешно шагавшего быка, крепко сжимал вожжи, точно капитан, даже в бурю уверенно держащий штурвал своего корабля. Мир и впрямь расстилался вокруг него, как безбрежный, пустынный, свободный океан.
Возвращаясь из своих «странствий», Матюрен всегда заставал мать на пороге дома в ожидании, и, стоило ему въехать во двор, как она хватала заляпанного грязью мальчика в охапку и с ворчанием несла в дом, чтобы отмыть и обсушить. Однако причитания Мелани скрывали не гнев, а тревогу за сына. Матюрен был ей ближе других детей, ибо он любил и понимал землю в точности, как она сама. Огюстен тоже с нетерпением поджидал брата, но встречал его молча. Он только грустно смотрел, как тот возвращается домой, насквозь промокший, и всем своим понурым видом упрекал Матюрена за то, что тот покинул его. Он вовсе не любил быков и прогулки под дождем, но ни минуты не мог обойтись без брата. И когда тот бросил школу, Огюстен поступил так же, невзирая на свое желание продолжать учебу.
Что же до Виктора-Фландрена, он очень тосковал по лошадям. Ведь они были единственными друзьями его одинокого детства. И вот однажды он привел с ярмарки гнедого упряжного коня с великолепным пышным хвостом, таким же густо-черным и отливающим рыжиной, как волосы Мелани. Он назвал его Эско в память о своей прошлой жизни, где был «речником», а не «сухопутным». Он один помнил теперь о былых временах — все его дети родились здесь, на этой земле, к которой он шел целых двадцать лет, и их воспоминания будут совсем иными.