Книга ночей

Все дети высыпали из дома, заслышав тарахтение мотора и протяжный гудок. Они увидели черный автомобиль, который на большой скорости поднимался к ферме, и оторвались от ворот лишь тогда, когда он, вздымая тучи пыли, въехал во двор. Габриэль и Микаэль подбежали к нему, зачарованные видом этого огромного приземистого чудища в черной лакированной броне, дышащего бензиновой вонью, и долго оглаживали бока машины, не обращая ни малейшего внимания на человека, который из нее вышел. Прибывший бросил на кишевшую вокруг детвору тусклый холодный взгляд. На нем был светлый костюм, соломенное канотье и бледно-серые замшевые перчатки, которые он нервно дергал, пытаясь стащить с рук. «Это здесь ферма Виктора-Фландрена Пеньеля?» — спросил он наконец, не обращаясь ни к кому в отдельности. «Да, здесь, вот он я», — ответил сам Виктор-Фландрен, выходя навстречу гостю. «Рад снова увидеть вас, — сказал тот, протягивая ему руку. — Я проезжал мимо и решил по пути завернуть к вам».

Эльминта-Преображение Господне-Мария, работавшая в своем садике за амбарами, мгновенно узнала этот голос и одним рывком вскочила на ноги среди розовых кустов, которые подстригала в эту минуту. Она поднялась так резко, что разодрала шипами запястье. Ей был знаком не только этот голос, она вспомнила даже слова — некоторые из слов. «Рад тебя видеть, — сказал он тогда, подходя к ней. — Ты не хочешь прогуляться?» И, не дожидаясь ответа, тихонько увлек ее за собой к вольеру с сипухами. Обогнув клетки, он усадил девушку на траву и объявил, гладя ей волосы: «Если ты будешь умницей, послушной девочкой, я покажу тебе ее комнату. Тебе ведь хочется увидеть комнату Адольфины?» Но она не в силах была ответить, выдавить из себя хоть один звук, с ужасом чувствуя, как пальцы мужчины погружаются в ее волосы, заползают в вырез платья и щекочут грудь. «Знаешь, — глухо произнес он, — а ты похожа на нее… У нее были такие же волосы, густые, темные и волнистые, с рыжеватым отливом, совсем, как у тебя… да-да, ты похожа на нее, я это давно заметил…» Сипухи за ее спиной испускали свои гортанные пронзительные крики.

И вдруг он бросился на нее, навалился всем телом, подмял под себя, жадно шаря под юбкой. Но все ее существо вмиг замкнулось, напрягшееся тело застыло, как камень, и он не смог ни раскрыть ей губы, ни проникнуть в нее. «Шлюха! Ты подлая маленькая шлюха!» — выкрикнул он прямо ей в лицо и, одним рывком поставив на ноги, стал бешено хлестать по лицу, пока не свалил обратно в траву. А совы с мрачным уханьем метались по вольеру, испуганно хлопая белыми крыльями. «Проклятая девка! — закричал он опять. — Ты на нее похожа, но ты — не она. Ты — не она, а мне не даешься! Ты — не она, но похожа на нее и мучаешь меня из-за такого пустяка. Мерзкая шлюха, ведьма!» Его нависшее над нею лицо стало белее совиного оперения, а безумные, полные слез глаза желтели ярче птичьих. Сон, привидевшийся ей следующей ночью, отнял у нее память обо всем, что было в прошлом, и с тех пор она устремляла на маркиза тот же пустой, безразличный взгляд, что и на всех остальных.

И вот теперь эта плотина забытья вдруг обрушилась, выпустив наружу воспоминания, давно, казалось бы, похороненные прошедшими годами, и она вновь почувствовала себя оскверненной — теперь уже в своей любви к мужу, к детям, даже к розам.

«Ну, что ваша служанка… как, бишь, ее зовут? — спрашивал тем временем Арчибальд Мервейе дю Кармен. — Вы ею довольны? Она ни разу не дала нам знать о себе». Золотая Ночь-Волчья Пасть коротко ответил: «Ее зовут мадам Пеньель, я женился на ней и очень счастлив». Маркиз удивленно вздрогнул. «Вот как? В самом деле? — прошептал он, искоса глядя на Виктора-Фландрена. — Вы и впрямь странный человек, господин Пеньель. О вас ходят всякие разговоры в округе — теперь я вынужден им верить. Жениться на такой девушке… на девушке, которая… которая…» Он никак не мог подобрать слова, чтобы закончить фразу, и внезапно, без всякого перехода, объявил сухим тоном, похожим на приказ: «Я хотел бы ее видеть. Вашу жену». Однако Эльминта-Преображение Господне-Мария была уже далеко от фермы, опрометью сбежав «школьной» тропой с холма в поле, она укрылась там, на пашне, в самой глубокой борозде.