Читаем Книга Номада полностью

На первом этапе (участке траектории), когда Клирик подцепляет вымогателей на крючок, его действия в принципе укладываются в стереотип романтического героя, благородного разбойника (наподобие Дубровского или Зорро). Но следующий этап включает в себя очевидные элементы вероломства. Правда, нам известно этическое исчисление ибн-Зейда, предохраняющее воина от ловушки рессентимента:

Верность верному - верность.

Неверность верному - вероломство.

Неверность вероломному - верность.

Верность вероломному - вероломство.

Однако и это исчисление всего лишь грамматика для экзистенциальной мотивации номада. Этические фрагменты пригодны только в той мере, в какой они применимы для построения структуры приключения, - все, что сдерживает динамику авантюры, должно быть отброшено.

Вообще, отличительным признаком номадической траектории является отсутствие имманентного смыслового ряда, который мог бы описать ее в целом. Каждый отдельный участок допускает правдоподобную или даже безупречную интерпретацию в рамках "слишком человеческого", но эта убедительно работающая интерпретация не может быть перенесена на соседний участок.

В поле практического разума номадическая траектории представлена в виде пунктира. Леха Шалый исчислим и предсказуем в той же мере, что и нефтяникк-вахтовики и Жером Кюйсманс. Но поведение Клирика не поддается предсказанию за пределами отдельно взятого фрагмента, а значит, и истолкование самого фрагмента может быть ошибочным.

В качестве аналогии можно воспользоваться перемещением трехмерного существа по плоскости, населенной гипотетическими двумерными существами плоскостопами. Плоскостопы могут исследовать все параметры следа, но для них останется необъяснимым, откуда появляется след и почему возникает прерывность между следами. И Татьяна Тетерина, и Леха Шалый оказываются примерно в равном положении: для интерпретации поступков номада они пытаются использовать знакомую мерку - как им кажется, не без успеха. Но тут же возникают и моменты явной бессмыслицы, поскольку смысловые поля плоского мира непригодны для непрерывной проекции данностей чистого авантюрного разума: провалы в бессмысленность эквивалентны промежуткам между следами. Особенно неожиданны (и потому болезненны) точки отрыва: не успеет плоскостоп "наконец угадать" мотив поведения, как тут же падает в пропасть - иногда больно.

Вот Леха перебирает варианты. Кто перед ним: фраер, своего поля ягода? Получается что-то вроде проповедника, с его точки зрения - человек божий. Если бывает военный священник (капеллан), то может быть, этот Клирик священник-урка (как тут не вспомнить изречение Кафки, что "астматику должен являться бог удушья")? И в итоге воровской авторитет наказывается за неправильную интерпретацию, как обычный плоскостоп наказывается за фатальную разницу скоростей. Только задним числом он понимает, что принял Клирика не за того человека, но и это знание не помогает Лехе уяснить, с кем же на самом деле он встретился: может, все-таки с явившимся богом удушья? Ибо со времен Конфуция известно: сюцай отличается от простолюдина не тем, что совершает другие поступки, а тем, что, поступая точно так же, он все равно поступает так по другим причинам.

8. Монограмма номада

Правило гуманистической этики гласит: человек человеку - друг, товарищ и брат. В действительности этот принцип не выполняется, но для устойчивости социума вполне достаточно и того, что он провозглашается. При номадических скоростях данный принцип не играет никакой роли - даже в качестве благого пожелания или заклинания.

Уголовный мир руководствуется не менее древним принципом "человек человеку - волк". На первый взгляд это правило кажется простой констатацией факта, лишенной каких-либо иллюзий. Но на деле оно порождено неврозом обиды и призывает тратить силы на волчью грызню. То есть терять скорость. Оба правила неприемлемы для светоносной частицы, и после всех вычитаний остается простой закон, чистая монограмма номада: человек человеку - трамплин.

9. Структура приключения: трансформации

Разница скоростей обитания создает нечеткость контуров, иллюзион, близкий к принципу дополнительности Бора-Гейзенберга. Номад появляется на горизонте приглянувшейся ему устойчивой ниши сразу и ведет себя так, как будто обитал здесь всегда. Затем исчезает, чтобы вынырнуть в другой замкнутой нише, составляющей устойчивый жизненный мир (Lebenswelt) для ее оседлых обитателей. Такую способность, обретаемую на высоких скоростях, можно назвать трансформацией.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука