Книга о Боге

— Я знаю Ёсико со студенческой скамьи. Знаю о ее поэтическом даре, ее таланте… Вернувшись в лоно Бога-Родителя, она, конечно, учится быть достойной женщиной, но не только. Если верить тому, что говорил Жак, ее предназначение в том, чтобы своим поэтическим даром способствовать развитию поэзии, наверняка ее обучение связано именно с этим. Успехи, достигнутые Ёсико в Истинном мире, оказывают воздействие и на дольний мир. Мир явлений. Вот ты, к примеру, почувствовал это на себе, разве не так?

— Да-а..

— К тому же я не думаю, что твое превращение из каменного истукана в живого человека связано только с «Улыбкой Бога»: сам посуди, с какой стати сухарь, к которому никто и приблизиться не смел, вдруг на восьмом десятке становится человеком! Как ни крути, а без вмешательства и помощи Ёсико оттуда, из Божьего мира, не обошлось.

— Да, конечно же вы правы, теперь я это понимаю.

— Ну, а если понимаешь, то, наверное, сам можешь представить, как живется Ёсико в Истинном мире. Думаю, пока тебе придется удовлетвориться этим. А подробности узнаешь позже.

— Спасибо, теперь я могу надеяться, что когда-нибудь, пройдя такую же подготовку, как вы, смогу говорить с Ёсико. Но боюсь, что слишком задержал вас и вы устали… — С этими словами Каваиси встал.

Я, чего давно уже не делал, пошел проводить его до ворот. Когда я возвращался, меня окликнула старая слива:

— Рада, что вы так бодры, сэнсэй. А то агапантус расцвел несколько дней назад и все ждет, когда вы на него посмотрите. Поговорите с ним.

— Что еще за агапантус?

— Вы что, забыли? Агапантус, который всегда предвещает сезон дождей, высоко вздымая руки и раскрывая лиловые цветы…

— А, действительно… — И я двинулся в сторону дзельквы. Рядом с ней тянулись к небу высокие, около полуметра, растения, на каждом стебле красовалось по одному лиловому цветку.

— Знаете сэнсэй, ведь когда мы цветем, вы всегда в Каруидзаве, и все здесь издеваются над нами, мол, незачем так стараться. Но в этом году в доме дорогие гости, да и вы тоже, наверное, не уедете, поэтому нам велено цвести во всю силу, вот мы и стараемся, очень хочется порадовать вас. Посмотрите-ка, видите, и около студии цветут наши сородичи, да так пышно!

— Да, да, — кивнул я и, глядя на украшенные лиловыми цветами высокие цветы, подумал: «А, собственно, кто и когда посадил здесь эти заморские растения?» Но вспомнить так и не смог. Какой же я неблагодарный, сразу забываю тех, кто оказал мне услугу, покаянно вздохнул я…

— Гляньте, рядом с нашими сородичами у студии цветут и белые лилии, они в этом году постарались раскрыться пораньше. Пойдите поговорите с ними тоже, — настойчиво просили меня заморские цветы.

Глава седьмая

Однажды, спустившись в столовую ужинать, на полке в углу я заметил какой-то странный листок бумаги. На этой полке, расположенной в том месте, где в большинстве домов находится буддийский алтарь, у нас стоят фотографии скончавшихся родственников и просто близких людей, перед ними мы каждый день ставим божью воду и приношения, они словно бы разделяют с нами трапезу. Так вот, перед этими фотографиями торчал листок довольно плотной бумаги. Невзначай взглянув на него, я увидел, что это приказ о назначении зятя послом в Судан. В прежние времена мне случалось получать подобные приказы от Министерства сельского хозяйства, но этот показался мне особенно значительным и по качеству бумаги, и по содержанию — сразу видно, посол, представитель государства.

Во время ужина я заговорил с сидящим справа от меня зятем:

— Ты получил сегодня приказ о назначении?

— Да, не позже чем через месяц я должен выехать в Судан, а до этого пройти медицинское освидетельствование и выполнить еще кучу всяких формальностей.

— Что ж, наверное, мы должны тебя поздравить.

Про себя я очень радовался тому, что сумел обменяться с ним хотя бы парой слов.

— Медицинского обследования можно не бояться, ведь ты вроде бы здоров?

— Ну об этом никто не знает лучше самого человека…

На этом разговор оборвался. Но это были первые слова, которыми мы обменялись после его возвращения из-за границы. И я вздохнул с облегчением — значит, он все-таки не безнадежен.

Зять был заядлым курильщиком и любил покрасоваться, гордо попыхивая сигарой, но сегодня изменил своей привычке, я даже подумал, что он бросил курить. Более того, он всегда заботился о том, чтобы к ужину подавали крепкие европейские спиртные напитки, да еще открывал бутылку сухого вина, но сегодня, подливая вино нам, сам выпил всего один бокал. Создавалось впечатление, что он сознательно себя ограничивает.

А еще через два дня к ужину не были поданы даже маленькие бокалы для вина. Дочь объяснила, что днем муж проходил обследование и ему запретили употреблять алкоголь. Сев за стол, я обратился к зятю:

— Ты, кажется, был сегодня на обследовании?

— У меня нелады с печенью, мне пригрозили постельным режимом. Впрочем, если действительно было бы что-нибудь серьезное, меня отправили бы назад на машине «скорой помощи», а они разрешили мне ехать в переполненной электричке… Но к предписаниям врача все же следует прислушаться…