Книга о Человеке

Записав мои разглагольствования, отец в тот же вечер составил текст клятвы и на следующее утро, за завтраком, показал его мне. Руководствуясь принципом «куй железо, пока горячо», он сразу же после завтрака отправился к невесте. В десять часов мой будущий тесть пожаловал с дочерью. Он, как само собой разумеющееся, зачитал мне и моим родителям текст клятвы по пунктам, сказал, что он и его дочь со всем согласны, в доказательство чего оба расписались и скрепили текст именными печатями…

Вот так мы и поженились.

Все это я вкратце рассказал своей младшей дочери, отвечая на ее вопрос, но, заметив недоверие на ее лице, пояснил:

— Припоминаю. Два письма, которые ты нашла в библиотеке, мы написали друг другу сразу после клятвы.

И добавил, смеясь:

— Вот так-то. Чего только в жизни не бывает!

Перед самым моим возвращением из Европы я неожиданно получил письмо от любовницы тестя, проживавшей в его доме в Гифу. Письмо, судя по всему, было написано под ее диктовку. Ей стало известно, что мой тесть завел себе новую содержанку — молодую девушку, живущую неподалеку от железнодорожной станции А., и, чтобы разведать, насколько это серьезно, она скрепя сердце переоделась и зашла в ее дом под предлогом, что ищет подходящую семью, в которой ее дочь, студентка столичного университета, могла бы месяцок отдохнуть. Та, судя по всему, изнывала от скуки, она провела гостью в гостиную, где они проболтали не меньше часа. За это время посетительница смогла хорошенько осмотреться и обнаружила в комнате кое-что из личных вещей моего тестя. По слухам, новая любовница, которой едва исполнилось восемнадцать, работала под именем Онобу служанкой в находящейся поблизости от его особняка гостинице с дурной репутацией. Пусть бы еще она была красавицей — какое там! Плюгавая девчонка с хитрой кошачьей мордочкой! Влюбиться в такую ну никак не возможно, не иначе как старика облапошили. Если срочно не вмешаться, девчонка причинит немало горя детям и всей семье. Она обращалась с этим к моему тестю, но он пропускал ее жалобы мимо ушей. Она обратилась к «главной госпоже», но и та не стала ее слушать. Тогда она вспомнила, что, когда я женился, мой тесть похвалялся, что дал клятву отказаться от развратных привычек. Она была уверена, что, если я возьмусь усовестить тестя, он расстанется с мерзавкой. «Вы единственный, — писала она, — кого он боится. Умоляю вас… и т. д.».

У меня не было желания влезать во все это, я просто вложил полученное письмо в конверт и, ничего от себя не добавляя, под своим именем направил на адрес тестя в Нагою. Не прошло и недели после того, как он прочел письмо, ему пришла телеграмма от моей жены, в которой она сообщала, что я болен туберкулезом. Позже я узнал, что тесть при этом впал в тоску и смятение и в ярости обвинял свою любовницу в том, что ее письмо, заставившее страдать мою чистую натуру, послужило причиной моей тяжелой болезни.

Через два с половиной года, когда я вернулся на родину, мой тесть перестал показываться в своем доме в Гифу, поселив девицу Онобу в особняке в Симмаико. Девица величала себя его супругой и заставляла называть себя так всех, кто к ним приходил, но, по слухам, никто из гостей к ней так не обращался. Эта злодейка после войны, когда тесть скончался, еще долгое время оккупировала особняк, изводя всех родных…

Вечером следующего дня, накануне отъезда дочери в Судан, явилась госпожа Родительница и обратилась ко мне со словами поддержки. Затем она спросила, нет ли у меня к ней каких-либо вопросов.

Я сказал, что никаких особых вопросов у меня нет, рассказав при этом о найденных письмах, которые бережно хранила жена, и о пачках купюр из ее фонда помощи нуждающимся. Было жаль, что я не знал об этом при ее жизни, а то бы непременно похвалил ее за прекрасные помыслы и постарался доставить ей побольше радостных минут. Но при ее жизни моя голова была забита работой, теперь же я чувствовал вину за то, что не раскрыл свое сердце навстречу ее сердцу, и хотел бы попросить у нее прощения.

На это госпожа Родительница сказала: