И он сообщил мне, что, учитывая мою безрассудную страсть к женщине гораздо старше меня, они не могут предсказать, что еще я могу выкинуть.
– Да что такого я могу сделать с вашим банком? – взбешенно заорал я.
– Например, ограбить его, – сказал менеджер ласково.
– Вы шутите? Это же полный бред!
Но он не согласился и кротко объяснил, что дальнейшие препирательства бессмысленны. Со мной было покончено без вопросов.
Так я переходил с одной работы на другую, пока в конце концов не сумел удержаться в телеграфной компании в качестве администратора по найму. К концу этого периода на танцах я познакомился с Джун. Через несколько месяцев я бросил работу в «Вестерн Юнион», чтобы поставить все на карту профессионального писательства. Так началась моя нищета. И все, через что мне пришлось пройти, было лишь прелюдией к тому, что еще предстояло.
Уходя из «Вестерн Юнион», я пообещал Джун, что не буду искать новую работу, а засяду за стол, дабы творить, тогда как моя возлюбленная позаботится обо всем остальном. Так мы и сделали, однако, несмотря на все старания, удача оказалась не на нашей стороне. Я писал много, но ничего не было опубликовано. В конце концов я протолкнул кое-что в печать под именем моей подруги, Джун Мэнс-филд, и это имело чуть больший, хотя и недолгий успех.
Затем появилась Джин – странное, но красивое создание, так приглянувшееся Джун. Они вели себя как лесбиянки и через несколько месяцев задумали совместное путешествие по Европе. Джин была художницей, поэтессой и скульптором, а еще делала кукол. Одна из них, по имени Граф Бруга, становилась сенсацией, где бы они ее ни демонстрировали.
В это время я начал просить милостыню на Бродвее, но даже это немудреное занятие не помогло. День за днем я возвращался домой с пустыми карманами. Мы вели полудикое существование в подвале жилого дома, в помещении, где когда-то размещалась прачечная. Зима выдалась холодной, мне пришлось разрубить всю мебель на куски и использовать ее в качестве топлива. Я думал, это конец. Пасть ниже было бы сложно.
Однажды вечером я брел домой крайне подавленный, настолько голодный, что не мог даже вспомнить, когда ел в последний раз. И вдруг навстречу мне попадается Джимми Паста, ныне – член муниципального законодательного органа. Выглядит энергичным и преуспевающим. Мы сердечно друг друга приветствуем.
– Ну, Генри, дружище, как поживаешь? – спрашивает Джимми, похлопывая меня по спине.
– Хуже некуда, – говорю я и вижу на его лице выражение искренней озабоченности.
– В чем дело? – спрашивает Джимми.
– Я по уши в дерьме. У меня нет работы, и я хочу жрать. При слове «жрать» его лицо озаряется.
– Ну, это мы можем исправить прямо сейчас.
Он берет меня под руку, и мы идем в шикарное местечко, где его все знают и где мы на славу обедаем.
– Рассказывай, – говорит он, когда мы усаживаемся. – Что с тобой стряслось? Я слышал, ты вроде был редактором в каком-то журнале.
Я криво улыбаюсь:
– Я был редактором в компании, выполняющей заказы покупателей по почте. К литературе это отношения не имело.
Так мы сидели и болтали. Я выпил несколько кружек пива, мы вспомнили старую добрую восемьдесят пятую, наконец я сказал:
– Мне нужна работа, Джимми. Чертовски нужна. Поможешь?
Я знат, что он работает секретарем у начальника отдела по управлению парковыми зонами – теплое местечко. К моему удивлению, Джимми сказал, что мог бы пристроить меня к себе в офис.
– Попробую оформить тебя в наш департамент, для начала как чернорабочего, – сказал он. – Не возражаешь?
– Черт, конечно, нет, – отозвался я. – Я уже копал канавы, собирал мусор. Это не важно. Лишь бы была зарплата.
Расставшись с Джимми, я полетел домой как на крыльях. Мы договорились, что я приду к нему в офис в девять на следующее утро и он представит меня своему начальнику – крупной шишке в политическом мире.
Джун и Джин отнеслись к новостям без энтузиазма, разве что поинтересовались размером будущей зарплаты. На следующий день я отправился к Джимми, познакомился с боссом и был тут же принят. Первую неделю мне пришлось копать могилы (поскольку отдел занимался и благоустройством кладбищ), но потом я должен был стать помощником Джимми. Для меня это звучало как песня.
Следующим утром я рано был на ногах, полный решимости всерьез взяться за дело. Другие рабочие отнеслись ко мне дружелюбно, охотно помогали, и я быстро приноровился. Двое из них оказались выходцами из Четырнадцатого округа, что сделало мое положение еще более приятным.
Вечером по пути домой я купил цветы.
– Попробуем кое-что изменить, – бормотал я себе под нос, подходя к дому с букетом в руках.
Я позвонил, ответа не последовало, внутри было темно. Чтобы попасть к себе, мне пришлось позвонить хозяйке дома.
В полной темноте я вошел в комнату, зажег свечки (электричество у нас уже давно отключили) и пару раз прошелся по комнате, прежде чем увидел на столе записку, которая гласила: «Милый, мы уехали в Париж сегодня утром. С любовью, Джун».