С другой стороны, когда уж Джо кто-то нравился, он не мог успокоиться, пока не совершал для того что-нибудь полезное. Что касается подарков, то мне он постоянно дарил еду. Джо жрал очень много и прекрасно разбирался в хорошей пище. Его задевало то, как я растрачиваю еду даром: недостача денег и продуктов не мешала мне подчас выбрасывать свою порцию в мусорное ведро. (Меня всегда бесило, когда мать заставляла доедать то, что осталось на тарелке. Иногда мне хватало мужества сказать ей, что я не ведро для отходов. Но с тупыми, консервативным немцами это было все равно что совершить смертный грех. Кстати, я заметил, что у евреев такие же обычаи.) Еще Джо задевало, что я не получаю удовольствия от здоровой пищи, которую он мне приносил и к которой я даже не притрагивался.
Несмотря на то что мой друг был евреем, я заметил, что со своими он общается не очень охотно. Они наводили на него страшную скуку. Обычно он прерывал изысканную дискуссию (о психоанализе, к примеру) словами:
– Пошли сгоняем в пинг-понг.
За такое можно было схлопотать по морде от какого-нибудь гоя, но евреи-интеллектуалы никогда не пускали в ход кулаки.
Также Джо был полон сюрпризов. Однажды он пришел весь поглощенный Монтенем, известным французским писателем. (Его записная книжка полнилась цитатами из Монтеня.) Сейчас Монтень, хотя и ценится высоко, редко становится предметом обсуждения за столом. А вот Джо мог рассуждать о нем часами.
Однажды он попросил у меня карандаш, взял стул и начертал на стене моей студии: «Человек, который женится на своей любовнице, подобен тому, кто блюет в свою шляпу, прежде чем надеть ее на голову», – и подписал: «Монтень».
Джо много чего нацарапал на стене моей студии. Кое-что было из Селина. Например: «Мочился я на это с высокой колокольни». Джо обожал Селина, как и все мы. Однажды я удивил его, сообщив, что французы считают Селина антисемитом.
– Даже если он и не любил евреев, он был великим писателем, – сказал Джо. – Все равно я предпочту Селина всем этим еврейским простофилям, которые одарили нас всяким дерьмом.
Таким был этот Джо – сплошная откровенность. Я любил своего приятеля за отсутствие амбиций и за то, что он занимался самообразованием. Никогда не забуду тот день, когда он открыл для себя дзен. Он явился ко мне с книгой под мышкой, широко ухмыляясь, и сказал:
– Генри, вот оно! В этом есть толк. Это начисто отрубает всю иудейско-христианскую чепуху. Это заставляет тебя разуть глаза, рассмеяться и хорошенько пернуть. Почему я раньше об этом не узнал? Это спасло бы меня от многих мучений.
Так он продолжал счастливо щебетать. Затем однажды вечером, когда мы смотрели телевизор, он впервые увидел Алена Уотса и взглянул на меня с глубочайшим изумлением.
– А почему бы им в синагоге не завести себе таких парней? – спрашивал он. – Черт возьми, Генри, в жизни не встречал такого толкового парня. Так ты, говоришь, с ним встречался? Завидую. А я тут, значит, ношусь с этими недоумками актерами, психами и прочим дерьмом…
И тут он снова пускался в рассуждения о ничтожных актеришках, которые только и умеют, что считывать текст с подсказок, не допуская ни единой мысли в свои пустые башки.
Однажды повстречав Джо Грея, ты уже не мог забыть его – словно тебя прошибло током. В самом начале нашей дружбы он часто таскал меня на голливудские вечеринки. Что за скукотища! Но Джо вечно успокаивал меня:
– Подожди немного, скоро появятся горячие дамочки.
Смешно, но он мог подойти и заговорить с любым важным гостем на вечеринке. Западая на какую-нибудь мордашку, он тут же обещал ей работу и все богатства мира. В бумажнике у него всегда имелись визитки с именем и адресом. По ходу вечера он рассовывал свои визитки, словно лотерейные билетики. Я всегда удивлялся тому, сколько девчонок их сохраняли и начинали названивать по указанному телефону буквально на следующий день. Но Джо к тому времени уже, разумеется, забывал даже, как их зовут.
– Ванда? – переспрашивал он. – Ах да, ты такая блондиночка, да?
– Нет, – могла ответить она простодушно. – Я низенькая, полноватая брюнетка.
– Тогда иди в жопу! – отвечал он и вешал трубку. Разумеется, каждый раз, беря меня с собой, он устраивал мне настоящую пытку – я сгорал от стыда.
– Это мой друг, Генри Миллер, писатель. Ну, вы знаете – «Тропик Рака», «В мире секса»…
Человеку, к которому он обращался, такие имена и названия, как Генри Миллер и «Тропик Рака», были совершенно незнакомы, но он с большим удовольствием изображал несомненную осведомленность. Некоторые из них даже напоминали мне, что мы встречались где-то в Париже, Лондоне, Берлине или где-то далеко в Южной Америке – в общем, везде, где они никогда в жизни не бывали.
На таких вечеринках я обычно приставал к Джо с одним вопросом:
– А когда мы будем есть? И что мы будем есть? Джо быстро наворовывал мне жратвы.
– Что ты все о еде да о еде?! – приговаривал он при этом. – Я притащил тебя сюда, чтобы поглазеть на цыпочек. Только глянь на ту вон, с большими сиськами! Хочешь, я вас познакомлю?
– А ты ее знаешь?