Книга о друзьях (Book of Friends)

– Je vous emmerde tous! Salauds! Imbecils!*

* Как вы мне осточертели! Скоты! Идиоты! (фр.)

Затем он несся вниз, знаками приказывая нам следовать за ним, что мы и делали не спеша и, наконец, воссоединялись на углу, где он уже спокойно покуривал свои любимые «Gaulois Bleu»*. В то время и, полагаю, еще много, много лет спустя обычные граждане, особенно молодежь, ненавидели и презирали французскую полицию. Полицейских набирали в основном из верхней Оверни, и в глубине души они так и оставались крестьянами. Поступать, как Джоуи, было все равно что проходить сквозь строй. Он делал это, чтобы выпендриться, чтобы показать, что хоть он и не costaud**, но все равно бесстрашен, как тигр. К тому же он по французскому обычаю презирал парижских полицейских. В дополнение к своему облику шута, фигляра, умницы и bon copain *** Джоуи был еще и сумасбродом. Все то время, что Даррелл с женой оставались в Париже (год или два), наша жизнь была похожа на ежедневное гала-представление. Странно (а может быть, и не странно), но Анаис никогда не участвовала в этих буйных soire****. Во-первых, она не любила пить. (Ее было легче склонить к опиуму). Во-вторых, как я, кажется, уже говорил, она не выносила вульгарности, а иначе как этим словом наши вечеринки и не охарактеризуешь. Между прочим, бросалось в глаза, что жена Даррелла тоже не принимает в них участия. Ее участие грозило бы нам катастрофой: оба супруга, люди с горячим нравом, не преминули бы наброситься с кулаками друг на друга.

* Марка французских сигарет «Голуаз». – Примеч. пер.

** силач, здоровяк (фр.).

*** хороший приятель (фр.).

**** вечеринка (фр.).

Один такой вечер я не забуду никогда. Кажется, нас было всего трое. Я приготовил ужин, а остальные взяли на себя снабжение вином и коньяком. (В таких случаях мы пили только лучший коньяк.) Это было время, когда только-только поднималась суматоха вокруг Гитлера. Иногда мы с Джоуи слушали его выступления в публичных местах – по радио, разумеется. Надо признаться, это нас страшно развлекало, особенно отвратительный немецкий Гитлера. По дороге домой Джоуи великолепно передразнивал его манеру говорить.

Итак, в тот самый вечер, о котором речь, на вилле Сера, Даррелл подстрекал Джоуи, подливая ему ликера и гогоча над каждой его глупой шуткой. Вдруг Джоуи сбил бутылку, разбил пару стаканов и стал еще более гротескно выглядеть, чем когда-либо, – почему-то он был босиком. Когда случилась эта неприятность, он вначале не понял, что пол теперь усыпан битым стеклом, а понял только, когда заметил кровь, идущую из порезов на ногах. От этого Альф еще больше развеселился и как будто поглупел. Продолжая скакать вокруг стола, он начал еще и петь по-немецки, то и дело прикладываясь к вину, к коньяку, ко всему, что попадалось под руку. Теперь, к нашему изумлению, он исступленно пародировал Гитлера. (Кстати, цивилизованные люди вроде нас даже и не подумали остановить кровь или попросить его прекратить свои сумасшедшие танцы. Даррелл и я валялись к этому времени в истерике от хохота. Мы и думать забыли о порезах приятеля и хлещущей крови.) – Еще, еще! – орали мы.

Теперь он цитировал немецкую поэзию – и плохую, и хорошую. Мы затянули вместе «Die Lorelei*, а затем и другие немецкие песни.

Наконец Джо упал на кровать, его ноги были в крови – словно его распяли. Даррелл отправился домой, а я пошел спать в соседнюю комнату. Разгром был ужасный – недоеденный ужин, битое стекло, бутылки на полу и следы крови повсюду.

* «Лорелея» (нем.).

Я проснулся в шесть утра, услышав, как Джоуи проходит через мою спальню в ванную комнату. Он двигался так, словно не может понять, где находится.

Он бормотал что-то о том, что его вырвало и что он упал с дивана в собственную блевотину. Наутро, когда femme de menage* пришла убираться, ее охватил ужас. Она сказала, что всегда считала меня джентльменом, но такого свинарника, о нет, такого она еще в своей жизни не видела. Я задобрил ее, дав хорошие чаевые, и она успокоилась. (С французами всегда так – не важно, что случилось, пара франков способна творить чудеса.)

* приходящая домработница (фр.).

Сегодня, после ужасной резни Второй мировой войны, кажется невероятным, что Гитлер – монстр, чудовище! – мог подарить нам такой славный вечер. Сложно поверить, что когда-то его воспринимали просто как дурную шутку. Но такова жизнь, увы.

Часть 2

Когда книга Альфа «Пограничные чувства» вышла в свет и обсуждалась в литературных хрониках, он получил чудесное письмо от Роже Мартена дю Гара, писателя, которого боготворил. Это было именно то признание, которого мой друг жаждал и заслуживал и которое ввергло его в настоящий экстаз.

Он больше не жил в «Отель централь», а гостил теперь у нашего общего друга Эжена Делакура. Эжен одинаково высоко ценил нашу с Фредом писанину. Он был во всех отношениях хорошим парнем, правда, совершенно без чувства юмора. В лучшем случае на его губах мелькала слабая улыбка, зато это был добрый, симпатичный и очень щедрый человек.