Книга о художниках

В доме одного каноника в Турне я видел его картину «Обращение св. Павла», с очень большими фигурами, написанную гризайлью. Я видел также очень недурную его картину «Воскресение», написанную масляными красками на деревянной крышке ларя, похожего на сундук для хранения драгоценностей. В церкви одного селения близ Росселара, называвшегося Хооглец, находилась большая, исполненная масляными красками его картина «Страшный суд»; в ней некоторые части заднего плана, небо и кое-что другое ему помогал писать его ученик Клас Снелларт[281], сын первого учителя Влерика. Этот Клас Снелларт был довольно искусен в рисунке, архитектурной живописи, в писании узоров и разных других украшений. Он умер в Дордрехте в 1602 году, немного старше шестидесяти лет.

Я еще видел работы Карела «Страшный суд», нарисованный пером на ломбардской бумаге и потом промытый. Вдова Карела подарила его одному живописцу, помогавшему ей по уходу за больным мужем. Я думаю, что этот рисунок представлял собой проект вышеупомянутой картины «Страшный суд». Он был очень хорош по композиции и по множеству красивых, полных жизни фигур и немного напоминал Тинторетто. Христос сидел на облаках, а внизу под ним были изображены звери четырех евангелистов. Карел много также делал рисунков для живописцев по стеклу. В Генте, в церкви Св. Иоанна, есть прекрасный витраж с изображением Рождества Христова, сделанный по его рисунку; это было действительно замечательное произведение.

Он путешествовал по Италии и другим странам и как художник пользовался всюду во Фландрии большим почетом и славой, так как своим отменным исполнением сильно отличался от остальных местных живописцев и намного превосходил их; но все-таки он с трудом мог противостоять знаменитым мастерам Брабанта и Голландии.

Он был человек вспыльчивый и к тому же угрюмый. В конце жизни ему случилось поехать в Куртре, где художники встретили его очень радушно и устроили для него большой пир. Во время пира, когда уже хорошо поели и выпили, между присутствовавшими начались веселые разговоры и шутки относительно их жен и числа детей; между прочим, спросили и Карела о его детях. Но так как распространился слух, что у него очень красивая жена, а детей нет, то кто-то из пировавших сказал: «Ты недостоин жить, если при такой жене у тебя нет детей». Эти слова, как выяснилось потом, угрюмый художник так близко принял к сердцу, что, сидя за столом, никак не мог успокоиться и забыть их, хотя его всячески старались развеселить. После обеда пошли гулять за город по берегу реки Лейе, протекавшей через Куртре, тут Карел сказал: «Я желал бы лежать на дне этой реки». Но так как время было летнее и стояла жаркая погода, то все подумали, что ему захотелось выкупаться и освежиться в этой чистой воде. Вечером, придя опять в тот же трактир или то место, где все были раньше, они снова принялись пировать и пить; Карел же по-прежнему сидел задумчивый и печальный. Собеседники убеждали его развеселиться, и один из них начал пить за его здоровье, а когда выпил, спросил, какого он желает вина — белого или красного, так как они пили и то и другое. Вдруг Карел, державший под столом в руке нож, нагнулся вперед, нанес себе удар в грудь и, когда кровь свободно потекла на стол, сказал: «Смотрите, она красная». Увидев это, все страшно перепугались и схватили его за руки, а он, между прочим, все повторял сказанные ему перед тем слова, что он недостоин жить. Пировавшие очень были смущены и взволновались этим ужасным происшествием, кроме того, они опасались, как бы это дело не дошло до сведения суда и он не умер от раны, так как в этом случае его могли бы повесить на загородной площади, что было бы большим бесчестьем доя искусства. Поэтому они тайно, ночью, вывезли его из города на барке и по Лейе доставили в монастырь Грунинген, пользовавшийся правом убежища. Они перевязали рану и, как умели, старались утешить его; к тому же и рана была не очень глубока, ибо нож попал на ребро и соскользнул в сторону. По временам казалось, что он чувствует себя лучше и к нему возвращаются рассудок и память, ибо он начинал выражать сожаление о своем безумном поступке и говорил: «Что я наделал!», но потом на него опять находило отчаяние и бешенство; он требовал бумаги и рисовал всякого рода привидения и говорил, что он окаянный.

Ухаживавший за ним уроженец города Брюгге живописец Оливье Бард, а также другие прилагали все старания держать его как можно крепче, ибо он метался и ворочался на своей кровати с такою силою, что рана на груди опять раскрывалась, и с каждым разом положение становилось все хуже и хуже. Проведя в таком страшно беспокойном состоянии несколько дней и ночей, он умер. Это было в 1563 или 1564 году[282].

Некоторые утверждают, что он в Риме или ином каком месте Италии был повенчан с другой женщиной и всегда потом ходил задумчивым и унылым, мучаясь тем, что так коварно обманул и покинул свою первую жену. Одним словом, его печальная кончина достойна сожаления. Он был похоронен в названном монастыре.