Живописец и рисовальщик Иоахим Бекелар (ок. 1534, Антверпен — 1573, там же), работавший в Антверпене, был учеником и последователем Питера Артсена, женатого на его тетке. Он получил звание мастера и был внесен в списки местной гильдии живописцев в 1560 г. В 1570-е гг. его творчество достигло расцвета. Подобно Артсену, Бекелар писал в основном жанровые сцены с изображениями рынков и кухонь, в которых важное место отводилось натюрмортным деталям. Часто в композицию подобных картин он вслед за учителем включал евангельские эпизоды, например «Христос в доме Марфы и Марии», «Се человек» и др., придававшие его произведениям дидактический характер. Реже он создавал работы чисто исторического жанра, выполнял и рисунки для витражей. Помимо нескольких картин, упомянутых К. ван Мандером, сохранился еще ряд произведений художника: «Сцена в кухне с Христом у Марфы и Марии» (1561 и 1565, обе — Стокгольм, Национальный музей); «Чудесный улов» (1563, Малибу, Музей Пола Гетти); «Сельский праздник» (1563, Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж); «Женщина с овощами» (1563, Валансьен, Музей изящных искусств); «Блудный сын» (1563), «Натюрморт» (1564), «Рыбный рынок» (1571 или 1574, все — Антверпен, Королевский музей изящных искусств); «Крестьянский праздник» (1563), «Лавка дичи» (1564), «Христос в доме Марфы и Марии» (1565, все — Брюссель, Королевский музей изящных искусств); «Воскрешение Лазаря» (Париж, Нидерландский институт); «Кухонная сцена с Христом у Марфы и Марии» (1566, Амстердам, Рейксмузеум). Сохранилось также несколько рисунков Бекелара (Берлин, Франкфурт-на-Майне), предназначенных в основном для витражей.
Жизнеописание Франса Флориса (Frans Floris), Знаменитого живописца из Антверпена
Итальянские живописцы, в особенности многие из посредственных, при изображении нагого тела почти всегда прибегают к расплывчатой манере, мало вдаваясь в частности, видя, вероятно, в этом удобный путь к тому, чтобы не ломать своей головы над изучением расположения мускулов; но благодаря этому они часто вредят впечатлению, производимому их картинами, в чем одинаково грешат и наши нидерландцы, рисующие свои фигуры слишком сухими и тощими. Однако последний способ исполнения требует больших познаний в расположении мускулов, жил и сухожилий. Впрочем, теперь в произведениях великого Буонарроти мы видим очень подробно разработанную мускулатуру, обрисованную мощной, красивой линией, что свидетельствует о зрелом размышлении и глубоких знаниях этого знаменитого мастера, добивающегося высшей красоты в исполнении. Не подлежит сомнению, что и античные мастера при созидании своих статуй замечали разницу в формах различных возрастов, ибо наряду со стройной, юношеской фигурой Антиноя мы видим фигуры могучего Геркулеса и сухощавого старого Лаокоона. К этому следует добавить, что такое различие форм может, а иногда и должно быть представлено даже в одной сцене, если того требует сюжет произведения. Несмотря на это, находятся люди, которые часто по крайнему неразумию хулят античного Лаокоона за его сухощавость, забывая о природе старых людей, теряющих с годами юношескую гибкость и сочность тела и делающихся сухими и тощими.
Эта сухощавость тел дает некоторым людям повод бранить и произведения Франса Флориса — славу искусства в Нидерландах. Здесь я имею в виду итальянцев, которые судят о нем только по гравюрам, мало похожим на его картины и часто не передающим даже многого существенного.
Вазари пишет о нем следующее: «Он считается совершенно выдающимся мастером и, по словам нидерландцев, в такой степени владел всеми отраслями своего искусства, что никто (как они, то есть нидерландцы, говорят) лучше или более красивым и своеобразным способом, чем он, не передавал душевных движений, каковы горе, радость и другие чувства, почему они называют его в качестве сравнения фламандским Рафаэлем; хотя, сказать правду, гравюры, сделанные с его произведений, не вполне доказывают справедливость такого прозвища, ибо гравер, какой он ни будь искусный мастер, всегда далеко отстает и в рисунке и в манере от работы того, кто писал подлинное произведение». Итак, вот каково свидетельство Вазари о Флорисе; но, как сказано, суждение свое он основывает на листах, в большинстве случаев гравированных по рисункам, которые делались с его картин маслом учениками его или другими художниками. Поэтому я думаю, что, если бы этот писатель увидал красивые и смелые удары кисти и выразительные композиции самого Франса, его перо (если бы им не водила предвзятая неприязнь к иноземцам) написало бы о нем совсем в другом духе и воспоминания свои он выразил бы в более хвалебных словах.