Книга о Ласаро де Тормес

И вот, когда бедный Ласаро пребывал в такой печали, видя себя окруженным столькими бедами, в столь странном месте и без надежды на спасение, прислушиваясь к тому, как во мне мало-помалу убывало мое доброе спасительное вино, место коего нагло занимала соленая вода, вызывая у меня всё новые и новые унизительные позывы, которые я был не в силах унять, поелику во мне смешивалось несмешиваемое, отчего мои силы иссякали с каждым часом — ведь уже долгое время мое измученное тело не имело никакого подкрепления, изнемогая в усилиях, а водные процедуры действуют всегда расслабляюще[103], мне оставалось лишь ждать того мига, когда шпага выпадет из моих ослабевших трясущихся рук, что тут же заметят мои супротивники и предадут меня страшной смерти, погребя мое тело в своих утробах. И, предвидя всё это и не видя никакого спасения, я призвал на помощь Того, на Кого должен уповать всякий добрый христианин, поручая себя Тому, Кто для отчаявшихся есть последнее упование, — милосердного Господа, Бога нашего. И тогда я вновь начал воздыхать и оплакивать свои грехи, и просить за них прощения, и всем сердцем и душой предал себя в руки Его, умоляя снизойти и избавить меня от столь жестокой смерти, обещая впредь не грешить, если на то будет воля Его. Затем я воззвал с горячей мольбой к Деве Марии, Матери Божьей и Владычице нашей, обещая посетить Ее в ее Обителях — Монтсеррате, и Гуадалупе, и Скале Французской[104]. Затем же я обратил свои молитвы ко всем святым, а прежде всего — к Сан Тельмо[105] и господину Сан Амадору[106], который также многое претерпел в бурном море. А после того я начал читать все молитвы, которым научил меня слепец и которые тогда твердил без особого рвения: молитву Графа-заточника[107], Девы-заточницы[108], молитву «Судия праведный»[109] и многие другие, имеющие силу спасения от вод.

И, наконец, Всевышний, за нас претерпевший, услышал мои молитвы и, видя всё, что перед моими глазами деялось, использовав лишь толику своей мощи, сотворил со мной великое чудо; и вышло так, что, когда я, наполовину налитый водой, которая, как я уже говорил, вливалась в меня помимо моей воли, полумертвый и окоченевший от холода, какого я, сколько себя помню, никогда не испытывал, истерзанный страхом неминуемой гибели, умирая с голоду, уже почти лишившись чувств и сознанья, вдруг ощутил, как меняется мое человечье естество, и, менее всего ожидая этого, я увидел, что сделался не больше и не меньше как рыбой, той же величины и вида, как и те, что меня окружили и продолжали держать в осаде. И тут-то, став одной из них, я понял, что рыбы эти — тунцы и что они ищут моей смерти, говоря такие слова: «Он — предатель, враг наших сладостных священных вод. Он наш враг и враг всего рыбьего племени, так жестоко обошедшийся вчера с нами, ранив и убив стольких из нас. Нельзя, чтобы он отсюда ушел, а когда наступит день, мы отомстим ему».

Так я услышал приговор, который эта сеньоры вынесли тому, кто уже был, как и они, тунцом. И тогда, немного отдохнув и освежившись в воде, переведя дыхание и почувствовав, что у меня ничего не болит и ничто меня не мучает, словно ничего и не произошло, омыв свое тело и прополоскав внутренности водой, которая отныне и впредь стала казаться мне сладкой и вкусной, я оглядел себя со всех сторон, чтобы проверить, не осталось ли во мне чего человечьего. Наслаждаясь пребыванием в пещере, я подумал, стоит ли мне оставаться в ней до наступления дня, ибо, с одной стороны, я боялся, что они меня узнают и поймут, что я оборотень, с другой же — боялся выйти, поскольку не был в себе уверен, не знал, смогу ли я общаться с ними и отвечать на их вопросы, и не откроется ли в таком случае мой секрет: ведь, хотя я и понимал их и видел, что с ними схож, мне было очень боязно среди них оказаться. Наконец я решил, что надежнее будет выйти, так как, если они обнаружат меня в пещере и не найдут в ней Ласаро де Тормес, то подумают, что я спас его, и потребуют меня к ответу; так что лучше мне выбраться из пещеры до наступления дня и смешаться с ними — а их там весьма немало: так мне удастся не попасться им на глаза и себя не выдать; и как я решил, так и сделал.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, ПОВЕСТВУЮЩАЯ О ТОМ, КАК ЛАСАРО, СТАВШИЙ ТУНЦОМ, ПОКИНУЛ ПЕЩЕРУ И КАК ТУНЦЫ-ДОЗОРНЫЕ ВЗЯЛИ ЕГО В ПЛЕН И ПРИВЕЛИ К СВОЕМУ ВОЕНАЧАЛЬНИКУ

И вот, сеньор, как только я выбрался из пещеры в скале, мне тут же захотелось проверить, могу ли я говорить, и я начал вопить во всё горло: «Смерть ему! Смерть ему!»; и как только я прокричал эти слова, дозорные, караулившие грешного Ласаро, окружили меня и спрашивают:

— А кому слава?

— Сеньоры, — отвечал я, — слава рыбьему народу и их сиятельствам тунцам!

— Ну и чего же ты орешь? — было сказано мне в ответ. — Кого из наших врагов ты увидел или почуял, чтобы поднимать тревогу? К какому полку ты приписан?