Книга о Ласаро де Тормес

Двадцать пять лет «Пра-Ласарильо» пробыл там, где только и мог быть, — среди бумаг автора, вместе с ним, там, где находился сам автор, очевидно не собиравшийся свой прозаический опыт публиковать. Возможно, потому же, почему не увидели свет ни диалоги Вальдесов, ни многие другие сочинения реформистской направленности, запрещенные цензурой и оставшиеся лежать в тайниках и архивах после первых, вспыхнувших в конце 1520-х годов преследований «еретиков», прежде всего близкого к эразмистам, но более простонародного, пронизанного сектантским мистицизмом движения «алюмбрадос» (исп. alumbrados — букв.: «просветленных»). А возможно, и потому, что в глазах самого автора его первый «Ласарильо» выглядел как «безделка», а не как сочинение серьезной (эразмистской или иной другой) направленности, публикация коего стоила бы «государевой службы», на которую рассчитывал сочинитель — Диего Уртадо де Мендоса, известный среди современников под прозванием «Посол», тот, чье имя в качестве автора «Ласарильо» и называли ближайшие потомки. Оно само по себе может служить объяснением судьбы повести: публиковать такого рода бурлески под восходящим к XII веку родовым именем было бы явной непристойностью[335].

Конечно, Диего Уртадо де Мендоса — не гуманист-эразмист в классическом понимании слова: он не был пропагандистом идей Эразма, да и сам жанр проповеди был ему совершенно чужд. Но Мендоса конечно же читал сочинения Эразма и Вальдесов (пускай и неопубликованные!), критически относился к Римской церкви в ее тогдашнем состоянии (ему довелось столкнуться и с Папой Павлом III, и с Папой Юлием III лицом к лицу!), понимал насущность католической реформы (для чего, собственно, и задумывался Тридентский собор, в организации которого Мендоса принимал непосредственное участие[336]). Знал он и о движении «алюмбрадос», которым сочувствовали и образованные горожане, и представители дворянской знати, в том числе герцог де Эскалона, в поместье которого — вплоть до смерти герцога в 1529 году — собирался кружок «просветленных». Рассказывая о своих странствиях со слепцом на пути от Саламанки к Толедо, Ласаро не случайно упоминает Эскалону не только как название места, в котором они оказываются, но и как часть фамильного имени владельца: «Находились мы в Эскалоне — городе, принадлежавшем одному герцогу, носившему такую фамилию», — повествует толедский глашатай (с. 23 наст. изд.)[337]. Бывал в Эскалоне и Мендоса — ведь герцог приходился ему дедом по материнской линии.

Мендоса родился в Альгамбре, где находилась резиденция его отца — генерал-губернатора «королевства Гранада» (бывшего Грандского эмирата, отвоеванного испанцами у арабов в 1492 году) Иньиго Лопеса де Мендоса, маркиза де Мондехар, графа де Тендилья (Iñigo López de Mendoza, marqués de Mondéjar, conde de Tendilla; 1440—1515), человека, славившегося воинской доблестью и религиозной веротерпимостью. Сын «великого Тендильи» вырос в окружении красоты «земного рая», сотворенного арабскими мастерами[338], под звуки арабской речи (арабский — один из многих языков, которыми будет владеть полиглот Мендоса[339]), в среде, открытой всем культурам прошлого и настоящего. Автор «Ласарильо» во многом воплощал идеал человека Возрождения на испанский лад, соединив в себе воина и поэта, комментатора Аристотеля и шутника-острослова, ценителя слога римских ораторов и знатока народной речи[340], государственного деятеля и собирателя книг и древних рукописей. Он неплохо разбирался и в судопроизводстве, и в торговле, и в банковских операциях. (В последние годы жизни, начиная с 1555-го, ему пришлось заниматься тем, чем позднее придется заняться и Мигелю де Сервантесу, — снабжением испанского флага.)