Книга о Прашкевиче, или От Изысканного жирафа до Белого мамонта

Я выхожу под фонарь. Светло.
Б. Миловидов сидит в тени.
Тихо играет в руке стекло.
Тянется, мне говорит: «Хлебни».

Б. Миловидов летал на Марс.

Тихое место. Безводье, сушь.
Б. Миловидов писал рассказ,
я его выучил наизусть.

Я никогда не бывал нигде.

Крым пару раз, колпаки медуз,
Вологда, Тотьма, топляк в воде —
я это выучил наизусть.

Ночь допивает остатки дня.

Марс далеко, да и нет его.
Б. Миловидов, фонарь и я —
больше на свете нет ничего.

Богодул Геша Григорьев сказал за себя сам:

Мы построим скоро сказочный дом
С расписными потолками внутри.
И, возможно, доживем до…
Только вряд ли будем жить при…

И, конечно же, не вдруг и не к нам

В закрома посыплет манна с небес.
Только мне ведь наплевать на…
Я прекрасно обойдусь без…

Погашу свои сухие глаза

И пойму, как безнадежно я жив.
И как пошло умирать за…
Если даже состоишь в…

И пока в руке не дрогнет перо,

И пока не дрогнет сердце во мне,
Буду петь я и писать про…
Чтоб остаться навсегда вне…

Поднимаешься и падаешь вниз,

Как последний на земле снегопад.
Но опять поют восставшие из…
И горит моя звезда — над!

В Прашкевиче тоже богодульское начало отыщется, если хорошо поскрести. Ну не мог такой человек, как Серп, не обратить в свою веру такого человека, как Мартович!

Итак, «Краббен», «Территория греха», «Правда о последнем капустнике», «Малый из яйца». Последняя повесть, вернее не повесть, а небольшой рассказ, сильно отличается от предыдущих произведений цикла. Датирован он 2003 годом, то есть вещь поздняя, отстоящая от «Краббена» ровно на 20 лет (первый вариант «Малого» под названием «Человек, который был отцом Хама» вышел в 1977 году. Автор, комментируя эту раннюю публикацию, замечает самокритично, что в ней «довольно безликий герой — палеонтолог. Как-то неловко за него было, он и пописать в углу ангара не мог»).

А вот в варианте 2003 года лик героя проступает вполне отчетливо, не лик даже, а знакомая по прежним повестям цикла похмельная физиономия бывшего интеллигента в третьем колене. Здесь наш герой уже не приблудный бич, отрабатывающий свою порцию алкоголя видимостью полезной деятельности. Здесь он плотник, почти новозаветный Иосиф, работает по договору в НИИПВ, закрытом Научно-исследовательском институте проблем времени, а конкретно, рубит по заказу начальства большую деревянную клеть, неизвестно для кого предназначенную. Рубит он эту клеть, тюкает привычно топориком, а с уборной там была напряженка, не было уборной, хоть вешайся. Другой, возможно, и смирился бы с неудобством, перехотел, заставил себя терпеть, но не таков был человек Серп Иванович. Будучи сообразительным от природы, еще в Бубенчиково открыл он важную для себя истину: вода дырочку найдет. Ну а раз вода найдет дырочку, то сообразительный Серп Иванович и подавно отыщет место, куда этой воде вылиться. Вот он и присмотрел в дальнем конце ангара какие-то бесхозные бочки, за которыми можно было осуществить задуманное. Чтобы не терять время (ангар был размером со стадион), Серп Иванович садится в тележку — нормальная такая тележка, на трех колесах, руль, как у мопеда, но почему-то с овальным кузовом, «как под крупное яйцо». Тронул руль, тележка и покатила. Вроде не быстро, но Серп Иванович почувствовал, что его укачивает…

Очнулся Серп Иванович в Сухуми. То есть это ему подумалось, что в Сухуми. Потому что жарко, горы и ни одного туалета. На самом деле (не хочу томить читателя пересказом) переместился Серп Иванович в кампанский ярус мелового периода, или, в пересчете на годы, где-то на 75 миллионов лет против часовой стрелки. Тележка оказалась натуральной машиной времени, предназначенной для доставки из прошлого яйца трицератопса, огромного травоядного ящера с костяным воротником и рогами.