Книга о русской дуэли

Дуэль была возможна между родственниками достаточно далекими, теми, кто не считал себя принадлежащими к одному клану. Практически ничто не мешало поединку некровных родственников. Известно, что после того, как Дантес объявил о своей помолвке с Екатериной Гончаровой, Пушкин счел возможным взять назад свой вызов. Сделано это было не потому, что соперник стал его родственником. В. А. Соллогуб в качестве посредника ездил сообщить Дантесу об этом решении, а затем вернулся к Пушкину: «С моей стороны, — продолжал я, — я позволил себе обещать, что вы будете обходиться со своим зятем как с знакомым». — «Напрасно, — воскликнул запальчиво Пушкин. — Никогда этого не будет. Никогда между домом Пушкина и домом Дантеса ничего общего быть не может!» {155, с. 475}. Дело прекратилось не потому, что соперники «породнились», а потому, что Дантес подыскал приличное оправдание своему поведению в отношении H. H. Пушкиной.

Еще одно ограничение: на дуэли не могли драться должник со своим взаимодавцем. Этот запрет выполнялся строго, но все-таки и здесь бывали исключения — если причина дуэли была важнее (намного важнее!) денег. Мать Долохова могла говорить о Пьере: «<…> вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому, что он ему должен. Какая низость!» Но читатель понимает наивность этих слов: ни Долохов, ни Пьер о деньгах и не думали.

Перед дуэлью все дворяне были равны. Если соперники соответствовали условиям, которые мы изложили выше, то формальных причин для отказа от поединка или замены не было. Однако в условиях существования социальных и других иерархий, уравнивая в одном, в главном, — в обладании дворянской честью, дуэль высвечивала прочие неравенства.

Абсолютного равенства, конечно, быть не могло, но иногда неравенство было столь велико, что осложняло дуэль и даже делало ее невозможной. Никаких жестких правил и закономерностей тут не существовало, каждый случай давал уникальное сочетание обстоятельств. Здесь уместнее обратиться к конкретным примерам, тем более что реальные ситуации осмысления неравенства на поединке (отказ от вызова или, наоборот, дуэль несмотря ни на что) становились прецедентами и служили моделями разрешения аналогичных ситуаций в дальнейшем. Сходным образом, в качестве образцов воспринимались и дуэли из модных литературных произведений.

Достаточно часто препятствием для дуэли становилось неравенство в семейном положении. М. И. Драгомиров пересказывает известную легенду: «Первейшим условием допустимости дуэли считается равенство шансов, между тем его почти никогда не бывает: вы холосты, я женат<…>; вы голы как перст, а у меня на руках старуха мать, одинокая сестра и т. д. Какое тут равенство шансов?

В старое время мерили даже шпаги, чтобы они были равной длины, а этого в расчет не принимали <…>. Невольно вспоминается вызов на дуэль, бывший, кажется, во время оно в Америке. Обиженный <…> является с вызовом. „Вполне готов, — отвечает ему вызванный, — но только шансы наши не равны: вы холосты, я женат“. Согласился вызыватель <…>. Приходит через год; „Я теперь тоже женат“. — А есть ли у вас ребенок?» — «Нет». — «А у меня есть». <…> Так дошли они, первый до четырех, второй до пяти, пока вызыватель не угомонился {62, с. 14}.

Аналогичные вопросы — про старушку мать или «что дети будут жрать» — задавали многие литературные персонажи: чиновник Красинский в «Княгине Лиговской» М. Ю. Лермонтова, Арчаковский в «Поединке» А. И. Куприна, Снегирев в «Братьях Карамазовых» Ф. М. Достоевского и др. Эта причина отказа от дуэли могла быть по-человечески понятна, но человек таким поступком как бы признавал, что семейные обязанности для него важнее, чем обязанности светского человека, он как бы сам выключал себя из общества. После такого отказа естественным было бы уехать в свою деревеньку, уединиться в кругу семьи — но не оставаться в свете.

Не очень приличным для дворянина считалось подчеркивать неравенство в происхождении. Противостояние старого и нового дворянства или, например, Рюриковичей и Гедиминовичей никогда не было настолько острым, чтобы из-за этого отказываться от дуэли.

А вот разница в возрасте могла быть серьезным препятствием. По кодексу В. Дурасова, лица моложе восемнадцати лет не могли драться на дуэли, а старше шестидесяти допускались только при том условии, что разница в возрасте с соперником не превышала десяти лет. Разница в пятнадцать-двадцать лет мешала, в первую очередь, возникновению ссоры, вызову. Неформальное, конфликтное общение между представителями разных возрастных групп и, следовательно, социальных типов поведения было очень ограниченно. «Старики» не приходили на холостяцкие пирушки молодежи, а уж если пришел — то должен пить, веселиться и стреляться наравне со всеми. С другой стороны, если юноша присоединялся к компании «старичков», собравшихся поворчать за картишками, то он должен был воздержаться от бросания карт на стол и подсвечников в противника.