Книга о русской дуэли

Понятие дворянской чести продолжало размываться, шло разрушение сложившейся системы сословных ритуалов и условностей. Одними это осознавалось как отмирание старого, другими – как смерть культуры как таковой. Дуэльный ритуал на некоторое время оказался «на пересечении» этих двух точек зрения, именно поэтому в антинигилистическом романе так часто возникали дуэльные ситуации: «отрицателя» нужно было проверить, сможет ли он благородно повести себя на поле чести; или же «отрицателя» нужно было разоблачить как подлеца, недостойного дуэли.

К концу века разрушение дворянского самосознания становится повсеместным. Дуэль превращается в необязательный и, пожалуй, экзотический элемент. Даже дворянство смотрит на нее как бы со стороны. Дискуссия, развернувшаяся после опубликования в 1894 году «Правил о разбирательстве ссор…», наглядно показывает, что дуэль ушла в прошлое. Ритуал мертв, если возникает необходимость в его логическом обосновании. И обосновывать его логически бессмысленно. Ритуал живет не целесообразностью, а традицией. В полемике по поводу «Правил…» не было сказано ничего нового, кроме того, что честь перестала цениться выше жизни и даже офицеры чаще обмениваются оплеухами, нежели пулями на барьере.

Фон Корен, герой повести Чехова «Дуэль» (которая была написана в разгар полемики о дуэлях), заявляет: «Дуэль есть дуэль, и не следует делать ее глупее и фальшивее, чем она есть на самом деле». При этом ни он сам, ни другие присутствующие не знают, как она должна проходить:

«Наступило молчание. Офицер Бойко достал из ящика два пистолета: один подали фон Корену, другой Лаевскому, и затем произошло замешательство, которое ненадолго развеселило зоолога и секундантов. Оказалось, что из всех присутствовавших ни один не был на дуэли ни разу в жизни и никто не знал точно, как нужно становиться и что должны говорить и делать секунданты. Но потом Бойко вспомнил и, улыбаясь, стал объяснять.

– Господа, кто помнит, как описано у Лермонтова? – спросил фон Корен смеясь. – У Тургенева также Базаров стрелялся с кем-то там…»

Андрей Белый. Фото

Дуэль сместилась из сферы сословной в чисто культурную, и последними носителями живого дуэльного сознания были писатели и поэты, причем не всегда дворяне по происхождению. В начале XX века самыми последовательными и даже восторженными носителями рыцарского дуэльного сознания в России были литераторы-символисты и постсимволисты. При этом пресловутый point d’honneur для них почти полностью утратил сословную наполненность. Чувство чести, каким оно было у Пушкина и Лермонтова, на фоне средневековой рыцарской романтики (ср. активизацию рыцарских мотивов у Блока, Брюсова, Гумилева и др.) стало знаком культуры – в противопоставление невежеству, хамству, низости; честь превратилась в универсальную, внесословную и вневременную категорию. Отсюда многочисленные состоявшиеся и несостоявшиеся дуэли в литературной среде.

В. Я. Брюсов. Фото. 1898–1899

Одной из самых известных дуэльных историй начала XX века была ссора В. Я. Брюсова с А. Белым. Об этой истории написано довольно много [см., например: 8; 17], и мы лишь кратко наметим канву развития событий. Обострение взаимоотношений произошло в 1904 году. Поводом для него были сложные отношения Белого с Ниной Петровской, их разрыв и наметившееся ее сближение с Брюсовым. Поведение Брюсова, исполненное магическими, демоническими знаками и жестами, во многом непонятное Белому, агрессивная жестокость Брюсова, сменявшаяся столь же непонятным самоуверенным спокойствием, очень сильно влияли на Белого, накладываясь на его личные переживания. Белый ощущал над собой некую мистическую власть Брюсова, постоянное психологическое давление. Выпады Брюсова становились все более резкими. Посланный сложенным в виде стрелы листок со стихотворением «Бальдеру Локи» – это практически объявление войны: «На тебя, о златокудрый, / Лук волшебный наведен». Белый ответил стихотворением «Старинному врагу»:

Моя броня горит пожаром.
Копье мне – молнья, солнце – щит.
Не приближайся: в гневе яром
Тебя гроза испепелит.

Эта «умственная дуэль» (выражение А. Белого) чуть не привела к дуэли настоящей: Брюсов в разговоре с Белым оскорбительно отозвался о Мережковском, Белый ответил ему письмом с осуждением его «злословия» и получил формальный вызов. Друзья-враги сумели объясниться и миром окончить ссору. А когда Белый прочитал роман Брюсова «Огненный ангел», в котором отчасти была воспроизведена коллизия их «треугольника», для него стали понятными и многие мотивы поведения его соперника. Роман описывал действительность, которую сам же и породил. Любопытная деталь: перелом в отношении Брюсова к сопернику произошел после того, как он во сне увидел себя и Белого героями «Огненного ангела» на рыцарском поединке и на этом поединке он был поражен в грудь.