Книга о русской дуэли

А вот разница в возрасте могла быть серьезным препятствием. По кодексу В. Дурасова, лица моложе восемнадцати лет не могли драться на дуэли, а старше шестидесяти допускались только при том условии, что разница в возрасте с соперником не превышала десяти лет. Разница в пятнадцать-двадцать лет мешала в первую очередь возникновению ссоры, вызову. Неформальное, конфликтное общение между представителями разных возрастных групп и, следовательно, социальных типов поведения было очень ограниченно. «Старики» не приходили на холостяцкие пирушки молодежи, а уж если пришел – то должен пить, веселиться и стреляться наравне со всеми. Если же юноша присоединялся к компании «старичков», собравшихся поворчать за картишками, то он должен был воздержаться от бросания карт на стол и подсвечников в противника.

В случае если все-таки конфликт произошел, то было три возможных пути выхода. Первый – постараться затушить скандал, не доводя дело до поединка. Основные хлопоты в этом случае ложились на секундантов и посредников, и главнейшим их аргументом становилась именно разница в возрасте. Если причина ссоры была не очень серьезной, а старший по возрасту не допускал очевидных неблагородных поступков, то дело удавалось прекратить.

Второй вариант – тряхнуть стариной и выйти к барьеру. Известны случаи поединков, когда соперников разделяла значительная разница в возрасте: подполковник С. Н. Старов был почти на двадцать лет старше Пушкина; сам Пушкин был на тринадцать лет старше Дантеса; Кушелев был намного моложе генерала Бахметьева и т. д.

Наконец, третий вариант – замена. Если разница в возрасте или болезнь одного из соперников мешала ему самому участвовать в поединке, то, с его согласия, на поле чести мог выйти другой человек. Обычно в качестве замены допускался самый близкий человек; для больного или раненого это мог быть брат или ближайший товарищ по службе, однополчанин; для пожилого человека – его сын. Условия замены и правила оговариваются в каждом кодексе, однако в реальной практике такие случаи были чрезвычайно редки. Собственно говоря, настоящих замен и не было, потому что человек, который не мог взять в руки оружия, старался не наносить оскорблений, а если он сам был оскорблен, то (именно в силу его неспособности к поединку) обязанность требовать удовлетворения без всяких замен ложилась на его родственников или друзей.

В случае болезни существовала еще одна возможность – отложить поединок до выздоровления; мы расскажем об этом ниже.

Практически никогда не мешали дуэли национальные различия. Вот разве что герой романа В. В. Крестовского «Две силы» говорил своему оппоненту: «Но только дело вот в чем <…> наши шансы в этом случае не равны; вы относительно меня в привилегированном положении; вы русский и военный, а я поляк. Если вы убьете меня, вам ничего не сделают, а убей я вас, меня сошлют в Сибирь, а может быть, и повесят» [99, с. 358]. Он отчасти прав, но дело тут, конечно же, не в национальности, а в особенностях социального положения поляков в обществе после подавления польских восстаний XIX века.

Служебное неравенство, особенно для военных, было, пожалуй, самым существенным препятствием к дуэли. Вызов на дуэль командира по военным законам рассматривался как бунт. Часто это и было бунтом, актом неповиновения в первую очередь. В офицерской среде существовало несколько возможностей противостоять командиру. Одна из них, более сдержанная, заключалась в том, что все офицеры, сговорившись, подавали рапорт о болезни. Такая «забастовка» была прежде всего обращена к командиру – он мог изменить свое поведение и отношение к офицерам или оказывался вынужден доложить начальству, что его подчиненные бунтуют. Исход был непредсказуем. Могли убрать грубияна-командира. Могли наказать офицеров, дабы не бунтовали. Самой знаменитой была так называемая «семеновская история» 1820 года, когда солдаты и офицеры лейб-гвардии Семеновского полка, пользовавшегося особой любовью императора, взбунтовались против тупого и жестокого полкового командира; успокоить бунтовщиков (которые, в общем-то, вели себя не очень агрессивно, но не повиновались) не удалось; скандал разросся, вышел за пределы России и весьма помешал Александру I, который в то время вершил дела европейской политики в Троппау; поэтому и обошлись с бунтовщиками сурово: часть отдали под суд, а остальных разогнали по армейским полкам. После этой истории «заговоров» в армии боялись и предпочитали пресекать в зародыше. Впрочем, чаще поступали по совету Василисы Егоровны из «Капитанской дочки»: «Разбери… кто прав, кто виноват. Да обоих и накажи».