Критики первых лет революции не могли приять Мандельштама, но все же признавали за ним большую «поэтическую культуру» и относили его к разряду самых «взыскательных художников». Теперь поэт, имевший при жизни мало читателей, посмертно как бы переживает «второе рождение», и круг его читателей и ценителей все растет. Вероятно, эта посмертная популярность поэта объясняется не только тем, что теперь читатель «дорос» до Мандельштама, но и тем, что он принадлежит к числу тех немногих, которые в своем творчестве не кривили душой, не льстили и не подлаживались к своему «веку», а порой судили его сурово ( «Век мой, зверь мой, кто сумеет заглянуть в твои зрачки» ...)
Еще более трагично, чем у Мандельштама, сложилась судьба Бориса Пастернака, но в отличие от Мандельштама почти все произведения Пастернака (как стихи, так и проза) богаты автобиографическими деталями, так что будущий исследователь, идя по поэтическому следу Пастернака, сможет довольно полно восстановить образ этого замечательного художника слова в современной русской литературе.
Борис Леонидович Пастернак (1890-1960) вырос в семье известного художника Леонида Пастернака. Детство и юность его прошли в Москве. Он обучался музыке у Скрябина. Философию изучал в Марбурге у Германа Когена. В доме его отца бывал Лев Толстой. Первый сборник его стихов футуристического направления вышел в 1912 году. Расцвет его литературной деятельности совпал с годами революции в России. Наибольшую славу Борис Пастернак приобрел в последние годы жизни, когда его роман «Доктор Живаго», не допущенный к изданию в Советской России, вышел по-русски заграницей и был увенчан Нобелевской премией 1958-го года. Свистопляска и травля поэта, поднятая официальными, правительственными и писательскими кругами в Советской России, побудила его отказаться от премии и от поездки для получения ее и, надо считать, отравила последние месяцы его жизни, если не ускорила его смерть, последовавшую в 1960 году в возрасте 70 лет. Весь мир, затаив дыхание, следил за драматическими событиями в Переделкине под Москвой, где жил и умирал знаменитый русский поэт и романист.
Поэт, прозаик, переводчик — во всех областях литературы, в которых проявил себя Пастернак, он оставил глубокий след. Его влияние на новейшую русскую поэзию до недавнего времени не оспаривалось даже многими советскими критиками. Хотя своей мировой известностью Пастернак обязан роману «Доктор Живаго», в основе своей Пастернак был больше всего «дома» в поэзии. Его смерть завершила лирическую традицию в русской поэзии, украшенную именами Тютчева (к которому близки по восприятию мира некоторые стихи Пастернака, хотя бы его «И через дорогу за тын перейти нельзя, не топча мироздания»), Владимира Соловьева и его старшего современника — Александра Блока.
Официальное признание пришло к Пастернаку только в первой половине тридцатых годов, когда на 1-ом Всесоюзном съезде писателей 1934 года Н. И. Бухарин в докладе о современной советской поэзии назвал его имя, как одного из самых выдающихся современных поэтов. Но и после этого признания советские критики сохраняли к нему холодок, пользуясь всяким случаем, чтобы обвинить его в «несозвучное своей эпохе», в «индивидуализме» и «камерности» его творчества... Во время чистки 1946-8 гг. Пастернак попал в число поэтов, подвергшихся травле, и был обречен заниматься переводами. Надо сказать и в этой области поэт обнаружил исключительное мастерство. Его переводы пьес Шекспира, «Фауста» Гете и др. выдвинули его в первые ряды русских переводчиков.
Но в центре его творчества последних лет жизни находится, разумеется, «Доктор Живаго», в котором Пастернак выступает и как прозаик, и как поэт.
По своему существу роман «Доктор Живаго» — исповедь поколения интеллигенции, не сыгравшего активной роли ни в революции 1905 года, ни в революции 1917 года. Мысль о таком произведении возникла у Пастернака очень давно. С этой стороны интересно признание Пастернака-Живаго, что еще в ранней юности он мечтал написать книгу о жизни, обо всем том, взрывчатом, что возникало в ней и над чем он так много думал. Но в пору возникновения этого намерения, он был еще слишком молод и поэтому он тогда стал писать стихи. При этом он сам себе напоминал художника, делающего наброски для большого полотна...