Книга о русском еврействе. От 1860-х годов до революции 1917 г.

Не следует думать, что это был еврей-выкрест вроде Брафмана. Напротив, Леванда подчеркивал свою принадлежность к ев­рейству. Защищая в своих книгах и статьях евреев, он в то же время отмечал их приверженность царскому трону — в противо­положность всему тому, что делают поляки. Одна из его статей даже привела в восторг известного реакционного журналиста Каткова, писавшего, что в евреях «Россия могла бы приобрести полтора или два миллиона преданных и лояльных граждан». Правда, Катков при этом выдвинул неожиданное и, можно ска­зать, нелепое в устах такого умного человека условие: «чтобы ев­реи молились на русском языке»!

Один из романов Леванды «Горячее время» заканчивается призывом к евреям: «Пробудитесь под скипетром Александра II!» В Советской России вышла небольшая биография Леванды. [7]

Я не взялся бы обосновать эту мысль, но думаю, что и евреи-революционеры в ту пору не испытывали к Александру II той ненависти, которую испытывали к нему некоторые русские тер­рористы-дворяне, как Герман Лопатин, Екатерина Брешковская или Вера Фигнер. Социал-психолог мог бы тут заметить, что ре­волюционеры, вышедшие из народных низов, сохранили в глу­бине своей души память о том, что все же Александр II освобо­дил крестьян от рабства, — в то время, как для русских дворян цареубийство было в какой-то мере «традицией» (вспомним судьбу Петра Третьего и Павла Первого). Бесспорно, однако, что несколько евреев, принимавших участие в покушении на жизнь Александра II, сочли нужным подчеркивать, что в их мировоз­зрении доминировал социалистический, а не революционный и террористический элемент. Так, например, известный народово­лец Арончик, участник покушения на взрыв царского поезда под Москвой в 1879 году, заявил на суде:

— Я никогда не разделял и сейчас не разделяю принципиаль­ных положений фракций «Народной Воли» и «Черного Переде­ла». В основе той и другой программы лежит стремление прове­сти революцию в России. Но, по моему мнению, революция во­обще может явиться только в результате известных условий и делать ее невозможно... Я должен в то же время признать, что по своим убеждениям я — социалист, но, повторяю, я — не револю­ционер.

Я думаю, что это заявление было искренним и что оно не бы­ло вызвано стремлением облегчить свою участь. Арончик, скон­чавшийся в заключении в Шлиссельбургской крепости, был че­ловек с характером. Он был также образованным человеком, в частности, изучал различные формы транспорта.

По-видимому, у многих революционеров-евреев было на пер­вом плане стремление к социальной справедливости, укрепив­шееся в них от сознания, в каких тяжких экономических усло­виях находилась в России преобладающая часть еврейского на­селения. Нужно сказать, что даже русская полиция тогда не рас­сматривала евреев, как специфически революционный элемент. Еврей-революционер Иохельсон передает в своих воспомина­ниях, что при нелегальном переходе через границу он и его дру­зья обычно пользовались евреями-контрабандистами, особенно, известным контрабандистом Залманом. Когда надо было пере­правлять неевреев, Залман их обычно гримировал под евреев. Тогда они вызывали меньше подозрений.

Я абсолютно не склонен все это изображать, как идиллию. Экономическое положение еврейских народных масс при Алек­сандре II было ужасно. Но, по-видимому, евреи обладают двумя характерными особенностями: стремлением к социальной спра­ведливости и чувством благодарности, — или по меньшей мере отсутствием слишком острой враждебности к тем властителям, которые проявляют к ним доброту или просто терпимость.